...Для того, чтобы жить
Шрифт:
— Пре-кра-тить огонь!..
Наступившая вдруг тишина означала: «Всё! Спасены!» Но в то же время мелькнула и вторая мысль: «Бежать!» Она мигом поставила их на ноги, толкнула вперед, на штурм стены.
Скорей! Скорей!.. Первым забрался наверх Феодал, за ним — Иван с Олегом. И тут с середины стены сорвался Сенька.
По рву, топая сапогами, приближались красноармейцы.
Чувство опасности снова вскинуло Явора вверх. — Давай, Сенька! Давай! — закричали Олег и Ванька и, свесившись насколько возможно, схватили его за ворот тужурки.
И вовремя. Потому что нагруженные пулями
— Что вы принесли?.. Думаете себе, я с этим горохом возиться буду?! — поправив на тонком носу очки, ошарашил их приемщик ларька Цветмета. — Так нет. Я не буду!
— Почему?! Вы же сколько раз у нас пули принимали! — возмутились мальчишки.
— Ха! Принимал. А теперь НЕ принимаю! — отрезал приемщик. — Сдавайте целым куском.
— Значит, все нужно переплавить?! — ахнул Олег. — Но ведь на это сколько времени надо! А в четыре вы закрываете.
— Не в четыре, а в три, — уточнил приемщик, отворачиваясь. — Перед выходным мы работаем без перерыва. До трех!
— А после выходного можно? — спросил Явор.
— Мальчик. Ты же грамотный. Читай объявление!
На листке, приколотом кнопкой, печатными буквами было написано: «С 25-го ларек будет закрыт на переучет».
Как побитые собаки, возвращались мальчишки на Лермонтовскую. Сенька нырнул во двор. Оказалось, все в порядке. Мать еще не вернулась с дежурства в больнице.
Молча высыпали из карманов пули в чугунный котелок. Сенька хотел разжечь примус. Олег остановил его:
— Не надо. Все равно переплавить не успеем…
Олега настойчиво толкали в бок.
— Ну чего ты, Мишка? — не открывая глаз, спросил он.
— Лёль, почему ты всю ночь ворочался и кричал?
Сон сразу слетел с Олега, как шелуха с луковицы. Вспомнил вчерашний такой неудачный день.
— Ничего я не кричал. Приснилось тебе. Спи.
— А вот и не приснилось! — Мишка подмигнул ему темным лукавым глазом. — Ты кричал: «Ложитесь, дураки! Всех перестреляют, как куропаток!» А кто это — куропатки, Лель?
— Птицы такие, маленькие. Да спи ты!
— Не в куропаток стреляли, а в людей! — не унимался Мишка.
— Каких еще людей?! — испугался Олег: а вдруг маме скажет? — Если не перестанешь болтать — дам по шее!
— По шее, — обиделся Мишка. — Сам врет, а мне по шее!.. «Сенька! — ты кричал. — Толька!..» Я слышал. И про пули…
Олега так и подбросило на кровати: «Вот паршивец! Все знает». Он улыбнулся, похлопал братишку по плечу:
— Молодец, Мишка! Тебя не обманешь. Ладно уж. Расскажу. Кино мы такое видели. — И сочинил такую удивительную историю, что Мишка только восторженно ахал.
— Котики-братики! А ну-ка вставайте да мойте лапы! — весело крикнула из коридора мама. — Завтракать будем.
Олег быстро прибрал кровать, на которой спал вместе с Мишкой. Умылся до пояса холодной водой в коридоре и, фыркая, вбежал в комнату. Мишка и мама уже сидели за столом.
Олег окинул взглядом стол. Ого! Завтрак-то ради выходного
— Откуда рыба? — удивился он. — И картошка такая мировая!
— Ты же позавчера сам ее принес. Я вымочила, распарила. А на одну рыбину у Филипповны картошки выменяла.
Ну и ну! Олег всю дорогу ругался, когда в магазине получил на талон № 16 эту рыбу. Такая сухая да костлявая, хоть гвозди забивай. А теперь одно удовольствие. Чуть солененькая. И кости мама вынула.
Картошку Олег ел как следует. Рыбу экономил. Может, еще на обед останется. А хлеб откусывал маленькими кусочками. Не то что Мишка. «Надо будет ему так объяснить, чтоб навек запомнил, — думал Олег, наблюдая за младшим братом. — Свои триста граммов готов в один присест умять. А потом что? Мамин же хлеб есть будет. И не подавится. А ей работать целый день на фабрике. Да дома: то стирать, то готовить, то в очереди стоять. Пора Мишке понимать уже… А как чай пьет! Сахар зубами так и крушит, как мельница. Будто у нас еще про запас два килограмма спрятано. — Всерьез разозлиться на Мишку он никогда не мог. Всегда находил для него оправдание. — Да ладно. Маленький все-таки. Пусть мою долю сахара лопает…»
После завтрака Мишка хотел сразу бежать на улицу.
— А посуда? А вилки? — остановил его Олег.
— Ну, Ле-оль! — капризно протянул Мишка. — Ребята зовут.
Мама подмигнула: пусть бежит. Но Олег был неумолим:
— У всех свое дело есть! Ты, мама, его не балуй. Мы же не заставляем его что-нибудь тяжелое. А это он прекрасно сделает… Мишка! И примус неделю не чищенный…
Олег заглянул в двадцативедерный бак для воды и увидел, что он почти пуст. Схватил ведра, коромысло и пошел к бассейну — громадной шестиугольной башне на перекрестке Покровского и Красноармейской улицы.
Мишка, вымыв посуду и почистив ножи с вилками, забыл уже свои огорчения, жеребенком скакал рядом. Пока Олег наполнял из трубы ведра, он с гордым видом отдавал в окошечко плату: одну копейку за два ведра воды. Обрадованный вниманием старшего брата, он рассказывал о делах своих сверстников и порой задавал такие вопросы, что Олегу приходилось, призывать на помощь все свои знания, чтобы не потерять, авторитет.
С каждым разом ведра с водой становились все тяжелей. Коромысло больно впивалось в плечо. Путь в полтора квартала от бассейна до дома казался бесконечно длинным.
— Отдохнул бы, Олежек, — предложила мама, оторвавшись, от корыта, где стирала его и Мишкины вещи.
— Не-е, мам! Если сядешь — после идти не захочется.
Он присел лишь тогда, когда бак наполнился до краев. Потом они с Мишкой натерли кирпичной пыли и так надраили примус, что в нем заиграло солнце и отразились их физиономии, став маленькими и уродливо растянутыми. Мишка корчил рожи: и смеялся.
За воротами послышался свист. «Это Сенька!» — узнал Олег.
— Давай живей! Немтырь проведет нас в «Рот-фронт».