...Для того, чтобы жить
Шрифт:
— Говорит!.. Как человек, говорит! — выкрикнул Абдул. Впервые в жизни они не только увидели, но и услышали с экрана, как цокают копыта лошадей, звенят трамваи, разговаривают люди, поют птицы… Великий Немой заговорил!
Ребята забыли о времени, о том, где находятся. Они были там, в той жизни, что разворачивалась на экране. Вместе с бывшими беспризорниками учились ремеслу, строили железную дорогу. И когда Мустафа сошелся в последней смертельной схватке с Жиганом, вскочили, чтобы помочь ему, отбросить финку от ищущей руки бандита.
ЧЕРНАЯ ПОЛОСА
С наступлением зимы мама стала часто хворать. Утром с трудом поднималась, чтобы идти на фабрику. А возвращалась с работы совсем без сил. Станет что-нибудь делать — все из рук валится. Откинется на спинку стула и оцепенеет. Будто заснет с открытыми глазами.
Олег слышал, как она, разговаривая с соседкой в коридоре, сказала со слезами в голосе:
— Пошла в нашей жизни, Андреевна, черная полоса. И конца-краю ей не вижу… Господи! Если бы не дети, так взяла бы, кажется, и удавилась…
Почему она сказала такие страшные слова?.. Чем больше Олег думал, тем яснее понимал, что их жизнь действительно вошла в какую-то черную полосу.
Началось с того, что две недели назад, двадцать шестого ноября, Мишка, взяв мамин кошелек с семнадцатью рублями и хлебные карточки, самовольно отправился в магазин. А когда вернулся домой, ни кошелька, ни хлебных карточек на оставшиеся до конца месяца четыре дня в кармане не обнаружил.
— Я же не хотел!.. Я хотел, чтобы мама похвалила! — сквозь слезы выкрикивал он Олегу.
Ну что тут делать!.. Еле-еле дотянули до первого декабря, до новых карточек. Спасибо еще, что Ванька принес сушеной рыбы да Валина мать, тетя Аня, крупой поделилась.
Получили хлебные карточки, а тут новая беда: маме получку задержали. Говорят, что нет денежных знаков. А без денег даже по карточкам выкупить ничего нельзя. Во дворе они всем задолжались. Занимать больше некуда. Чем отдавать будут?..
Мишка ходит и все выискивает, чего бы пожевать. Ящик буфета, где хлеб лежит, пришлось на замок запирать, потому что на прошлой неделе Мишка не вытерпел и весь хлеб слопал. А они с матерью снова целый день без хлеба жили…
Мишка просто обалдел, все в рот сует. То грыз старый объеденный кукурузный початок, то целыми днями жевал кусочек смолы и глотал слюни. Так, говорит, зубы чистятся и меньше есть хочется. А позавчера еще лучше номер выкинул. Пошел к сапожнику Леониду Леонидовичу в гости. И когда старик вышел за чем-то во двор, сожрал у него клейстер из железной банки. Хотел Леонид Леонидович кожу приклеить, хватился — банка пуста, а Мишки и след простыл…
Мама потому и заболела, что ничего не ест. Все Мишке да Олегу подсунуть старается. Олег-то понимает. А Мишка разве удержится — все подберет начисто…
Олег второй час сидел за столом и тупо смотрел в раскрытый задачник. За его спиной, у противоположной стены, на кровати лежала мама. Вчера она, стоя в очереди, потеряла сознание. Женщины под руки привели ее домой.
Пожилая фельдшерица, осмотрев ее, сказала прямо:
— Голодный обморок. Крайнее истощение… — Собрала в саквояж инструменты, надела пальто и пошла к выходу.
— Куда же вы?! А лекарства! — уже в коридоре остановил ее Олег. — Выпишите что-нибудь. Я сбегаю.
Фельдшерица глянула грустными, уставшими глазами:
— Лекарство тут одно — хорошее питание и отдых. А мы, к сожалению, не карточное бюро и не госбанк… Побереги мать…
Олег с утра растопил печь. В комнате было тепло. Полуобернувшись, посмотрел на кровать. Мама лежала на спине, прикрыв глаза, бросив поверх одеяла худые руки с голубоватой кожей, обтянувшей выпирающие суставы.
«Какая же ты, мама, стала!.. А у меня ничего не получается…» Хотел. Олег заработать хоть немного, помочь маме. Обошел всех бабок на улице: может, кому нужно кастрюлю запаять, примус починить или еще что… Нет. Никому ничего не нужно…
Олег встал, надел бумажный серый свитерок и курточку. Сунул ноги в опорки, отрезанные от сносившихся сапог головки, которые подарил ему Леонид Леонидович, и, решительно натянув на нос кепку, вышел.
В двенадцать часов прибежал с улицы Мишка. Мама послала его поискать Олега на Лермонтовской. Но его там не было.
— Уже и занятия должны начаться, — забеспокоилась в половине второго мама, — где же он?.. Сынок, сходи в школу.
— Ага! Я быстро! — Мишка начал надевать пальто, глянул на стол и ляпнул: — Так он не в школе! Вот и книжки все лежат…
Сбросив одеяло, мама резко встала. Заметалась по комнате:
— Где же он?.. Я сейчас… Я сейчас…
Она наклонилась, чтобы надеть туфли. И вдруг, опрокинув табуретку, упала на пол.
— Ма-ма-а! — дико заорал Мишка. Бросился к стене, забарабанил в нее кулаками. — Андреевна! Скорей! Мама умирает!..
Прибежали перепуганные Андреевна и ее взрослая дочь. Женя, жившие за стеной во флигеле. Закричали наперебой:
— Тетя Вера!.. Вера Михайловна!.. Голубушка! Что с вами?
Мама не двигалась и не отвечала. Женщины положили ее на кровать, дали понюхать нашатырного спирта. А когда она открыла глаза, заставили выпить валерьянки.
Чуть погодя, собравшись с силами, мама попросила:
— Мишенька, сбегай… Поищи Лёльку.
Мишка схватил пальто с шапкой и мигом исчез.
— Ну что вы, Верочка! Никуда он не денется… Мальчишка же, — уговаривала соседка. — Может, заигрался где да про все и позабыл… а ты помирай тут со страху…
— Нет. С ним что-то случилось. Я чувствую. Чувствую…
Мишка обегал всех друзей Олега. Никого дома не было. В школе их тоже не оказалось. Уже спускаясь по лестнице со второго этажа, он встретился с какой-то девчонкой в очках.