...И белые тени в лесу
Шрифт:
Мы с мамой продолжали изучать объявления о найме и ждать вестей от бабушки. Теперь, когда все было уже решено, мама старалась устроить нас как можно лучше.
Она заметно переменилась с тех пор, как от нас ушла Свея и Ловиса заняла ее место. Свея была необычайно властной женщиной, и мама слушалась ее, как маленькая. Связано это было с тем, что бабушка – мамина мать – умерла так рано, что мама едва ее помнила. Она носила в сердце неизбывную тоску по своей матери, и сама сознавала это. Именно поэтому перед сильной Свеей, которая к тому же была не прочь занять
Но теперь она словно повзрослела. Ловиса была совсем не похожа на свою предшественницу. Пухлая, смешливая, она не имела ни малейшего желания повелевать и распоряжаться – все это она предоставила маме, в то время как Свея чувствовала себя хозяйкой в доме и оскорблялась, если какое-то решение принималось без ее участия.
Впрочем, нужно отдать ей должное. Свея была маминой надежной опорой: ее влияние было не только пагубным. С ней мама чувствовала себя более уверенно. Однако всему свой черед. Мама стала слишком зависеть от Свеи, и это мешало ей повзрослеть. В конце концов это увидела и сама Свея. Она знала, что слишком властолюбива, и на прощанье сказала маме:
– С Ловисой вам будет лучше!
Однако это было справедливо лишь отчасти. Каждая из них была хороша по-своему, и все же Свея правильно сделала, что ушла. Ловиса сменила ее как раз вовремя. К тому же именно Свея помогла найти новую прислугу, именно она привела к нам Ловису, и забывать об этом тоже нельзя.
Как уже говорилось, раньше мама предоставляла Свее управляться со всем домашним хозяйством, а сама предавалась мечтам, наигрывала печальные мелодии на пианино, вышивала по канве маленькими стежками и составляла изысканные композиции из цветов. В сущности, она жила в таком же замкнутом мире, как и наш папа.
Но теперь ей пришлось вернуться к реальности, у нее появилось много дел. Как ни странно, маме это пришлось по вкусу. Однако мы, привыкшие к ее податливости и сговорчивости, теперь обнаружили, что манипулировать мамой не так-то просто. Нрав у нее был по-прежнему мягок, но мы уже не решались перечить ей так, как делали это раньше. У мамы внезапно появилось понимание того, что она хочет.
Тогда же мама стала волноваться за Роланда, так как он как раз не имел понятия о том, что он хочет и кем станет в будущем. Мама считала, что ему уже пора задуматься об этом. Учеба его явно не занимала. Маме случалось заставать его за другими делами в то время, когда он должен был учить уроки. Она часто жаловалась на Роланда Ловисе, а та в ответ принималась расхваливать удивительного Гуннара.
Дело в том, что у Ловисы было одно большое пристрастие – дети ее брата, Гуннар и Стина. Стина была ровесницей Нади, а Гуннар – Роланда, так что у Ловисы всегда был повод поговорить о племянниках.
– Вот-вот, и с малышкой Стиной то же самое… И с Гуннаром – точь-в-точь… – подхватывала Ловиса, стоило маме сказать что-нибудь о нас.
Они обе надеялись, что Роланд станет врачом или адвокатом, но пока он не особо оправдывал надежды.
– Наверное, пойдет в военные, – говорила мама, а Ловиса тут же подхватывала
– Вот беда. А Гуннар – совсем напротив. Его от книжек за уши не оттащишь. Вот вырастет – станет профессором, говорю я, бывало, своему брату.
– Да, Роланд, к сожалению, совсем другой, тут о профессорстве и думать нечего, – вздыхала мама. – Зато Берта – настоящий книгочей. Ей бы следовало родиться мальчиком.
Мама засмеялась. Но при этих словах я вздрогнула. Мне уже приходилось слышать нечто подобное.
В нашей семье я была «светлой головушкой».
Надя – красавицей.
А бедный Роланд – недотепой.
Говорилось это с нежностью и без задней мысли, но меня задевало всегда одинаково больно.
Выходит, у нас, у детей, были свои метки; каждый получил маленький ярлычок: умница – красавица – недотепа.
Светлая голова – что это значит? То же, что гений.
Единственными гениями, о которых мне приходилось слышать, были Стриндберг и Сведенборг. Папа перед ними преклонялся, но мама скорее недолюбливала: она часто повторяла, что к гениям относится с подозрением.
Так что же, она с подозрением относилась и ко мне?
И потом, что значит – «красавица»? Действительно, Надя была красивее меня, я и сама это знала. Но ведь она еще ребенок, а мне кажется, что красавицей может быть только взрослая женщина, никак не девочка.
Выходило, что раз я – не красавица, то никогда ею не стану.
Жаль. Мальчикам больше нравятся красавицы, чем умницы, и все это знают. Одаренные девушки на рынке невест ценятся низко. Лучше всего быть «хорошенькой и глупенькой».
Надя глупенькой не была. Когда она вырастет, ей, наверно, придется непросто. Если только она не окажется достаточно умна, чтобы притвориться дурой, – я слышала и о такой возможности. Но – только для хорошеньких. Дурнушки ни в коем случае не должны быть глупы: такие остаются незамужними.
Интересно. Мама всегда говорила «выйти замуж», «быть замужем».
А Каролина – «стать женой», «пожениться».
Бесспорно, тут была разница.
Хочу ли я «стать женой», я не знала.
Но «быть замужем» мне не хотелось точно.
Как мама могла сказать, что мне следовало родиться мальчиком?
Я догадывалась, почему она так сказала. У мальчика ум нашел бы лучшее применение. Талант был бы оценен по достоинству. А девочке он может оказаться просто не к лицу. Умная девочка – знак расточительности, злоупотребления дарами природы.
Мне доводилось слышать подобные рассуждения.
В каком-то смысле Роланду было проще всех. По крайней мере, с ним не связывали никаких ожиданий. Ему докучали разговорами, но зато самый маленький его успех встречали аплодисменты.
Со мной же все обстояло иначе: я могла только разочаровать. Ведь если все тебе достается даром, ты всегда будешь в неоплатном долгу.
Меня это очень расстраивало. К тому же про себя я знала, что никакая я не «светлая голова» и что меня такой только считают. Но не могла же я в этом сознаться! Тогда в их глазах я бы и вовсе перестала что-либо стоить.