10 красивых историй о любви
Шрифт:
Мольберт у окна Ира заметила сразу же, потом были холсты у стены, стопка рисунков и рабочий столик, заставленный художественной утварью. Спросить сразу она постеснялась, а теперь, оказавшись после жёстких ступеней на мягком диване с чашкой любимого напитка в руках, не спешила. Уходить ей не хотелось, а Игорь и не выгонял. Телефон, подключенный к зарядке, молчал, а Ира даже порадовалась, когда, снова набрав мужу, услышала голос автоответчика.
Игорь стоял в нескольких шагах и готовил порцию кофе для себя.
– Согрелась? – спросил он чуть погодя.
– Не то слово, –
– Ну, я рад, что мелодия нашего знакомства зазвучала на иной лад.
– А ты ещё и поэт? Я думала – художник.
Игорь усмехнулся, изображая скромность. На самом деле ею и не веяло. Гордыни и высокомерия в нём не было, но цену себе он знал и этого не скрывал.
– Художник. А вот стихов пока писать не пробовал.
– Никогда не поздно начать, – попыталась подзадорить Ира, – творческие люди часто находят себя в разных областях. Ты профессионал или это так – хобби?
– Это – жизнь. Когда почти с рождения держишь в руках кисть и карандаш, иначе уже не скажешь. А если проще, первое образование у меня Суриковское. Пишу картины на заказ, от недостатка клиентов не страдаю. Работаю в разных жанрах. А между заказами творю для души.
– Здорово.
Ира и правда была восхищена. У ней никогда не было в знакомых творческих людей, тем более художников. А живопись она любила, хотя особыми познаниями в искусстве не отличалась. Её просто всегда удивляло, как люди, имея только кисть и краски, создают красоту. Как они видят её в деталях? Или вообще пишут, храня только идею в голове?
– Я могла слышать где-нибудь твою фамилию? – спросила она.
– Как тебе сказать? – Игорь даже затылок почесал, задумавшись. – У меня проходят выставки. В определенных кругах, в принципе, известен. Но не настолько, чтобы на экране сверкать и в журналах мелькать. Я же художник, а не звезда шоу-бизнеса. Я работаю, занимаюсь любимым делом, мой труд неплохо оплачивается. Что ещё надо?
– Наверное, ничего.
– А ты кто?
– Домохозяйка, – уныло ответила Ира. – Муж настаивает на том, чтобы женщина следила за домом, в то время, как мужчина на него зарабатывает. А до этого у меня была самая «редкая» профессия в мире…
Она сказала с горькой иронией. Игорь её прочувствовал, но решил пошутить:
– Дай угадаю. Женщина – пилот?
– Если бы, – Ира мило усмехнулась, – бухгалтер. И не сказать, что я прямо была без ума от этой работы. Востребовано, вот и выучилась. А любви особой к деньгам и отчётностям у меня нет и, наверное, не будет никогда.
Игорь отставил пустую чашку, скрестил руки на груди. В освещённом помещении, он оказался выше, чем на лестничной клетке. Немногим пониже Лёши с его-то метр девяносто. Ира по сравнению с ними была хрупкой малюткой: рост метр шестьдесят, вес пятьдесят два. Но в Игоре она видела то, что Лёша с годами утратил. Надёжность и мощную поддержку. Это проскальзывало во всём: и в положении тела, и в повороте головы, во взгляде и интонациях. И Ира снова вернулась к мысли о возможной дружбе. Потому что таких друзей-мужчин у неё не было никогда. Разве что в мечтах.
– Надо заниматься своим делом, – заключил Игорь, между тем. – Искать его, если нет. И не важно, мужчина ты или женщина.
– Кто спорит, – Ира вздохнула. – А ты откуда в первопрестольную пожаловал?
– В златоглавой я родился, – раздалось в ответ.
– Извини, – Иру едва в краску не бросило. – Я просто подумала, раз ты снимаешь…
Игорь отмахнулся без обид.
– Снимаю потому что художнику нужно разнообразие. Я на Котельнической жил.
– Это в высотке, что ли?!
– В ней самой. Место красивое, историческое. «А из нашего окна площадь красная видна», знаешь? Но всё приедается. Вот и нашел временное убежище от творческого кризиса.
Ира поняла. Они жили на шестнадцатом этаже дома с видом на природный заповедник. Это тебе не урбанистические красоты центра. Недавно, например, гуляли морозы, и деревья по утрам превращались в заиндевевшее чудо. Ветви белели и серебрились, щетинились, словно солевые иглы на фоне бледного, но ясного зимнего неба. «Мороз и солнце» воочию.
– А можно немного нескромный вопрос?
Ира решилась. Не то, чтобы её это сильно беспокоило, просто любопытно. И когда Игорь кивнул, спросила:
– А ты женат? Не подумай только ничего, просто нехорошо выйдет, если жена придет, а у тебя тут соседка кофе распивает на ночь глядя.
– А сама ты как думаешь?
– Нууууу…
– Да ладно, не гадай. Не женат. Но был, десять лет назад.
– А почему был? Развёлся?
– Да, молодые оба были, горячие. Мне – двадцать пять, Лене вообще двадцать. Женились, как думали, по любви, а вышло – по обоюдной страсти. В итоге через год в браке были готовы друг друга убить. Ума хватило не мучиться и разбежаться. Зато друзьями остались. Ленка вон недавно третий раз замуж вышла. Говорит, в последний.
Ире осталось только вздохнуть незаметно. Ей тоже было двадцать, когда замуж выходила, а сейчас, вот, двадцать пять. И тоже «до конца дней своих». Только вот раз у Иры был первый и последний, а не третий, как у этой Лены.
– А больше не пытался? – спросила она, продолжая. – Я слышала, что неудачные браки отбивают всю охоту повторять.
– Нет, дело не в этом. Ленка тому, вон, яркий пример. Просто не нашёл человека, с которым действительно готов прожить до конца дней под одной крышей, невзирая на превратности быта. «Брак меняет и остужает чувства!» Не могу с этим согласиться полностью, жениться можно и нужно, но только тогда, когда ты будешь уверен, что никакие перемены не отвратят от человека, и наоборот. Вот тогда хоть под венец.
– Как бы знать заранее.
Ира сама не заметила, как ответила. Как соль на рану просыпались размышления Игоря.
– Я что-то не так сказал?
– Нет, это твоё мнение, – спохватилась она, – просто я мыслю несколько по-старомодному. Так уж воспитали. Ну, что браков не может быть несколько, а только один. Навсегда. И неважно в церкви он скреплен или в ЗАГСе. И брак – это терпение и прощение, всегда, во всем.
– Раз выбрал – значит терпи?
– Ну да.
Игорь подозрительно прищурился. Внутренняя скованность сродни неловкости пронзила Иру.