10 красивых историй о любви
Шрифт:
Ира удивилась в который раз. Правда, теперь не сильно и даже горько. Упоминание мужа должно было сразить наповал, а вместо этого прозвучало, как ожидаемое дополнение.
– Лёша, – устало согласилась она, доставая ключи. – Ну, раз уж Лёша, давайте поговорим.
Только дальше коридора их разговор не вышел. Девушка явно хотела пройти в комнату, но Ира, тем, что даже раздеться не поторопилась, дала понять, где и как долго собирается решать вопросы.
– Я вас слушаю, – спокойно начала она, не ожидая, правда, ничего приятного.
– Меня зовут Лара, – представилась девушка, недовольно. –
– Прекрасно, и что?
Лара изумленно вскинула брови. Красивая… Ира подумала, что Лёша, скорее всего, делает ей комплименты вроде: «Люблю, когда ты злишься». Её саму это должно было вывести из себя, но она не ощутила ничего подобного.
– Вы не поняли, – взялась пояснять очевидное Лара. – Не люблю это слово, ну, что уж. Я – его любовница.
– Ну и что.
Ира пожала плечами. Со стороны это казалось странным, но что же ей было делать – глаза бросаться выцарапывать этой красавице?
– Вы зачем сюда пришли? – спросила она по-деловому. – Сказать, что у моего мужа есть кто-то на стороне. Сказали. Учту. Что-то ещё?
– Да ещё, – скривила обиженно губы Лара. – Я пришла не знакомиться, а выяснить, как так можно?
– Что можно?
– Быть такой бессердечной и, уж извините, эгоисткой.
– Буду очень признательна за разъяснение.
– Сколько угодно. Мы с Лёшей полгода вместе. И любим друг друга. Но вы мешаете нашему счастью, ведь всякий раз он должен уходить к вам. Потому что не может иначе. Лёше плохо, он мучается, но всё равно…
– Ну, наверное, это нормально, – Ира едва не рассмеялась на эту глупость, – когда муж приходит к жене. На то они и супруги. Или нет?
– Что же вы из себя дурочку строите?! – Лара едва руками не всплеснула. – Лёша уходит, только потому, что жалеет вас.
– Жалеет?
– Да, жалеет. Потому что понимает, каково вам будет в одиночестве, да ещё со страшным диагнозом. И это очень благородно с его стороны. Но вы, если хоть немного его любите… или хотя бы в память о прежних чувствах, отпустите его. Зачем же жизнь ему ломать? Сколько вам осталось?
Ира едва воздухом не подавилась от услышанного. Даже руку подняла, останавливая расчувствовавшуюся Лару. Хотела было уточнить, чем именно и как долго болеет, но вместо этого ядрёная желчь слов полезла вон. Ира жалостливо сморщила лоб, надула губы и, едва не плача, ответила:
– Ах, Лара. Какая же вы молодец, что пришли. Вы знаете, вот ни за что бы, наверное, не задумалась бы над тем, как жестоко мучаю Лёшеньку. Спасибо, спасибо вам огромное, за смелость. И за то, что глаза мне раскрыли. Я поговорю, я обязательно поговорю с Лёшей. Вот вечером придет и поговорю.
– Вы только про меня не упоминайте, – подозрительно косясь, попросила Лара. – А то получится, что я вас заставила.
– Ни слова, – горячо заверила её Ира, – а теперь, я могу попросить вас оставить меня одну Надо подготовиться, понимаете, с мыслями собраться. Чтобы от разговора толк вышел.
Лара согласно кивнула, и уже через минуту дверь захлопнулась за её спиной. А Ира взялась наконец-то разбирать продукты. Только получалось это вяло и бестолково: молоко почему-то оказалось возле овощей, а сельдь в масле едва не угодила в отсек для заморозки. Когда Ира это заметила, то в сердцах захлопнула дверцу и поняла, что относительному покою и равнодушию пришёл конец. Она села на кухонный табурет, подпёрла лоб рукой, пытаясь собраться. Напрасно. Напряжение от общения с пассией мужа: красивой, самоуверенной и пробивной, судя по всему, нарастало молниеносно вместе с обидой на наглую ложь Лёши в адрес жены. И, в конце концов, Ира резко поднялась, сунула не глядя, ноги в ботинки, набросила куртку, хоть в этом и не было надобности, подцепила ключи, чтобы потом как-то вернуться домой, и вышла вон. Сделала пять шагов прямо, подняла руку и от души выжала длинную, громкую трель из звонка у двери напротив.
Игорь открыл не сразу, но быстро и резко, видимо, даже не заглянув в дверной глазок. Подумал, наверное, что случилось что-то страшное, а, увидев Иру, не окровавленную, не в слезах, а всего лишь глубоко задумчивую, застыл в проёме.
– Ира? – уточнил он с привкусом изумления.
– Привет.
Она ответила глухо, еле слышно – голос куда-то пропал. А пока откашлялась, чтобы хоть немного прибавить звука, оценила, что оторвала Игоря от работы. Он был одет соответствующе: в заляпанную красками рубашку, расстёгнутую до трети груди и с закатанными по локоть рукавами, в лёгкие домашние брюки. Причесаться он тоже забыл под глазами залегли тени недосыпания. Только всё это Иру совсем не волновало.
– Пустишь? Без приглашения?
Игорь, все ещё ошарашенный, посторонился, пропуская, и только когда дверь закрылась, сказал:
– Ты извини, что я в таком виде. Не думал, что ты приедешь. Вообще, когда-нибудь.
– А я, вот видишь, припёрлась.
Откуда взялась эта вспышка злобы, вылившаяся в неоправданную грубость? Ира виновато взглянула на мужчину, но не обнаружила в нём ни тени обиды или недовольства. Беспокойства, скорее.
– У тебя всё в порядке? – спросил он.
– Как тебе сказать? – Ира выдохнула. – Вот, полчаса назад узнала, что смертельно больна и порядочная сволочь, потому что, зная это, держу мужа на коротком поводке.
Брови и веки Игоря дрогнули, не понимая, а вслух он уточнил:
– Поясни.
Ира присела на диван и рассказала. Всё, как было. Игорь, по своему обыкновению, остался стоять. А под конец рассказа только едва заметно покачал головой.
– Вот так вот, – потеряно вздохнула Ира. – А знаешь, что хуже всего этого вранья?
– Что?
Она опустила голову и с горечью продолжила:
– Что я пришла к тебе. После всех твоих признаний, я пришла. Просто чтобы высказаться. Но мне больше не к кому идти, Игорь. Что скажешь?
Он должен был выгнать, указать на дверь. Ира приготовилась именно к этому. Получить ещё один пинок и заслуженный. Потому что нельзя использовать людей, зная, что они к тебе неравнодушны. А как ещё было назвать этот визит, если не расчётом?
Но Игорь присел на корточки, чтобы видеть её лицо.
– Что я бы перестал себя уважать, если бы отвернулся, – ответил он твёрдо. – Даже зная, что не на что надеяться. Тебе нужно выговориться, а некому. Кем бы я был, если бы бросил тебя наедине со всем этим дерьмом во имя своей гордости?