100 дней счастья
Шрифт:
– Почему?
– Хороший вопрос. Потому что мы итальянцы. У каждого есть, что скрывать. Единственное, что объединяет наш народ, – это борьба с законом.
– И ты тоже нарушаешь закон, пап?
Как всегда, я умудрился попасть на минное поле. И хотя с воспитательной точки зрения это не слишком хорошо, но, пока мы проезжаем полицейских, которые не обращают на нас ни малейшего внимания, я все же признаюсь.
– Иногда нарушаю. Но стараюсь этого не делать.
– И какие преступления ты совершил?
– Ну, «преступления» – это слишком громкое слово. Лучше назвать это «нарушениями». Есть много способов нарушить закон, например,
– Но скидка – это ведь хорошо.
– Да, но таким образом наш хозяин заплатит меньше налогов, а я оказываюсь его сообщником.
– Ну, это не кажется мне серьезным преступлением.
– В том-то и проблема Италии, Лоренцо. Что преступления никогда не кажутся серьезными. Никто не станет убивать соседа за то, что он слишком громко включает телевизор, но очень может быть, что этот самый сосед не платит за антенну или качает фильмы. Вот ты сколько фильмов скачал?
– Много. Но только мультики. Это что, преступление?
– И очень серьезное. Это самая настоящая кража. Все равно, что украсть в супермаркете.
– Если воровать в супермаркете, то на выходе будет звенеть. А дома никто не увидит.
– Вот именно. Потому-то фильмы качают все, а в супермаркете воруют лишь единицы. Ведь дома никто не видит. А знаешь, как отличить честного человека от преступника? Отличие в том, как он себя ведет, когда никто не видит. Никогда об этом не забывай.
Я горжусь своей импровизированной лекцией на тему достойного поведения в цивилизованном обществе. И только сейчас замечаю, что Паола давно проснулась и внимательно слушает. Ей давно не терпится вступить в разговор.
– Наш папа, когда его никто не видит, идет к холодильнику и съедает весь сыр.
– Всего один раз съел, – защищаюсь я.
– А когда вы были маленькие, он втихаря поедал все детское питание.
– Оно было такое вкусное…
– И ваши печенья.
– Они были еще вкуснее. Но вообще-то это не воровство, я ведь сам их купил.
– Но они были мои! – замечает Лоренцо.
– Я хотел попробовать их первым, чтобы понять, годятся ли они для ребенка. Я просто очень заботливый отец.
– Ты пробовал их потому, что ты обжора и жадина, – замечает Паола.
– Это я-то жадина? Я съедал-то всего одну-две штучки.
– Одну-две? Да у тебя в ящике с носками была спрятана целая коробка!
– И ты ее нашла?
– А кто, по-твоему, стирал твои носки? Дух святой?
Мне бы хотелось, чтобы этот разговор никогда не кончался. Споры в кругу семьи делают жизнь лучше. В такие моменты чувствуешь любовь и близость своих домочадцев. Под нашими колесами, точно лента конвейера, петляет Аурелия, и я очень счастливый водитель.
– 10
Я наблюдаю за Паолой и за детьми, которые бредут на десять шагов впереди по узким улочкам Генуи. Они связаны особыми отношениями, мне никогда не достигнуть таких высот. Мне давно очевидно, что я вне игры. Меня принимают, возможно, даже и любят, но меня не связывает с детьми волшебная пуповина, которой не оборвать никогда. Теперь в любой книжке по детской психологии, в любой статье, даже в простом глянцевом журнале можно прочесть, что во время беременности мать питает плод не только в физическом, но и в духовном смысле, в результате чего рождается сильнейшая привязанность, глубокое чувство внутреннего сродства. Девять месяцев души матери и ребенка разделяют все беды и радости жизни, и их сердца бьются в унисон. Два существа живут общей жизнью и транслируют друг другу воспоминания, мечты и эмоции.
Вы знаете, кто первым понял, что связь между матерью и ребенком существует еще до рождения последнего?
Это не сложно.
Конечно, Леонардо да Винчи.
Этот великий человек увлекался и психологией, и материнством, и вот что он записал в своих «Тетрадях»:
«Одна душа управляет обоими телами, они чувствуют одни и те же желания, испытывают одни и те же страхи, одну и ту же боль, точно составляют единое существо. И все члены у них точно на двоих. Отсюда и получается, что часто в ребенке проявляются желания его матери и в нем проступают черты, которые были свойственны матери в момент желания, а пережитые страхи сказываются как на матери, так и на ребенке. Из этого я заключаю, что обоими телами управляет одна душа, которая их и питает».
Так как же отцу, который появляется в жизни ребенка только через девять месяцев после такого тесного общения с матерью, соперничать в этой борьбе? В английском языке для отношений матери и ребенка во время беременности существует специальное слово – «bonding», а врачи советуют беременным женщинам дышать чистым воздухом, есть здоровую пищу, слушать классическую музыку, смотреть на прекрасное и испытывать положительные эмоции.
Я издалека, точно заправский шпион, посматриваю на мою троицу. Паола остановилась у столика, где продают местную фокаччу с сыром, наверное, самую вкусную на свете, и в то же время, если верить моему натуропату, самую опасную. Жена кивает мне издалека, как бы спрашивая, взять ли и на меня. Я киваю. И продолжаю наблюдать за сценой с небольшого расстояния. Отсюда я легко могу рассмотреть всех троих. Лоренцо что-то говорит Еве, она смеется. И вдруг я понимаю, что смотрю в будущее. Что мои глаза превратились в машину времени, и мне на несколько минут удается увидеть мою семью уже после того, как меня не станет.
Мир без меня.
Звучит, как название дурацкой песни.
Я подхожу к столику, приближая картинку и фокусируясь на лице Паолы, которая протягивает мне кусок горячей фокаччи. Я вгрызаюсь в него и упиваюсь вкусом. Растопленный сыр капает мне на лицо и на футболку. Благодаря короткой паузе, отведенной на поедание фокаччи, у меня появляется время подумать и подвести итоги.
Что еще я хотел бы успеть за эти десять дней?
Не знаю. Дети веселятся и радуются, но я так и не придумал, как мне завоевать Паолу. А поскольку, если долго думать, то вряд ли чего-то надумаешь, я предпочитаю не думать.
Паола что-то кричит в мою сторону, но я не слышу. Она повторяет.
– Все в порядке?
Я с готовностью отвечаю.
– Конечно, любимая. Пойдем смотреть на рыб?
Радостные крики Евы свидетельствуют о том, что мое предложение принимается.
– 9
– Сегодня мы заканчиваем исследовать моря и отправляемся в китовое святилище.
– А это что? Церковь в честь китов?
Ева смотрит на меня снизу вверх, я держу ее за руку. После вчерашнего посещения аквариума она никак не может прийти в себя. Она права – название действительно звучит довольно двусмысленно.