100 великих любовников
Шрифт:
Последняя картина, которую Андрей снял в Советском Союзе, стала «Сибириада». На одну из ролей была приглашена молодая актриса Наташа Андрейченко. У Кончаловского с ней стало намечаться что-то романтическое. Они съездили вместе в Ленинград. Путешествие оказалось приятным. Но потом их отношения быстро завершились. В жизнь Андрея вошла муза Ингмара Бергмана – замечательная актриса Лив Ульман.
Началось все с того, что Кончаловский, с простуженными легкими, ходил по Ленинграду, температурил, бредил. Вдруг ему приснилась Лив Ульман. Через несколько дней он уже был на ее спектакле в Осло. Послал ей цветы. При встрече говорил о том, как она превосходно играла, о своих впечатлениях, о постановке. Лив слушала с интересом. Этот странный русский сразил актрису признанием, что приехал в Осло только для того,
По приглашению Кончаловского она приехала в Москву. Жила на даче у Михалковых. Андрей показал ей на «Мосфильме» свои картины. Затем они встретились в Нью-Йорке, где Кончаловский подбирал материал для документальных частей «Сибириады». Лив приходила к нему в гостиничный номер. В 1979-м Кончаловский вместе с Ульман заседал в жюри Каннского фестиваля. «Это были замечательные дни, но заставить ее по утрам бегать я так и не смог. Сам я уже вовсю занимался спортом, ее эта перспектива никак не увлекала». После фестиваля происходит крутой поворот в жизни Кончаловского. Он остается жить во Франции. Затем отправляется в Голливуд. Но его сценарии не были приняты.
Кончаловский пробыл в Америке почти год. Работы не было. Возвращаться в Москву не хотелось. В 1980 году он развелся с Вивиан. Неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы не благосклонность знаменитой актрисы Ширли Мак-Лейн. После просмотра фильма «Сибириада» и нескольких мимолетных встреч она пригласила его к себе домой в Малибу. На следующее утро Ширли предложила: «Не хочешь попробовать жить вместе?» – «Почему же не попробовать?» – был ответ.
Кончаловский погружается в совершенно другой мир. Океан шумит, чайки, любовь… Он встречается с голливудскими знаменитостями и повсюду сопровождает Мак-Лейн. Они ездили в Нью-Йорк, жили в Лас-Вегасе, в Неваде, на озере Тахо. «А теперь я пою, – говорила Ширли во время концерта, – для моего сладкого медведя». Никто в зале не подозревал, что речь идет о русском режиссере Кончаловском. Мак-Лейн рассказала о своих отношениях с Андреем в своих мемуарах «Танец в лучах света». В книге он назван Василием Охлопковым-Медведятниковым. «Секс с Васей был в моей жизни одним из самых приятных занятий. Мы смеялись, плакали, кричали и кусались. Актрисы влюблялись в него, скромностью он не отличался…»
Американцы считали, что с ее помощью Кончаловский пытается сделать себе карьеру. Бесконечно это продолжаться не могло. И он ушел от нее. Без гроша в кармане. «Пока есть любовь, шум океана очень привлекателен. Но когда любовь кончается, начинаешь замечать, что он тебя раздражает…»
Первый фильм в Голливуде Кончаловский снял благодаря актрисе Кински, которая нашла ему продюсера. Она же сыграла главную женскую роль в его «Возлюбленных Марии».
Озвучание «Возлюбленных» проходило в монтажных «Уорнер бразерс». Там Андрею приглянулась миловидная девушка Ким Харрис. В конце недели они уже отдыхали на Гавайях. Затем стали жить вместе. Много ездили: Париж, Милан, Лондон… Ким даже научилась считать по-русски. Познакомилась с мамой Андрея. Они прожили вместе года три. После «Возлюбленных Марии» был «Поезд-беглец», потом – «Дуэт для солиста». Расстались, когда Андрей приступил к «Застенчивым людям». Ким попыталась покончить с собой. К счастью, ее удалось спасти… Когда Кончаловскому предложили в Париже поставить на сцене «Чайку», он долго не мог выбрать актрису на роль Нины Заречной в спектакле «Дядя Ваня». Наконец выбор был сделан. Жюльетт Бинош. Она только что снялась в американском фильме «Невыносимая легкость бытия» по Кундере. «У нее было фарфоровое лицо, с замечательной нежной белой кожей, вишневыми губами, маленькая, хрупкая, очень гибкая. Потом, в постели, она мне напоминала прыгучую мартышку…»
Кончаловский пригласил Жюльетт на спектакль «Метаморфозы» Кафки. «Сидя с ней в ложе, испытывал только одно желание – дотронуться до ее шеи. Я это сделал, она мою руку не убрала. <…> Помню, мы с ней ехали в лифте, меня буквально пронзила боль – так бывает, когда влюблен».
Во время репетиционных перерывов они поднимались в ложу для почетных гостей и целовались. Потом с разных концов сцены возвращались в зал. Это была связь очень болезненная. Богемная, артистическая…
В 1987 году Кончаловский впервые приехал в Советский Союз как официальный гость, по приглашению
…Летом 1997 года незнакомый голос оставил на автоответчике режиссера послание: «Андрон Сергеевич, вы, наверное, не знаете, но у вас растет замечательная дочь и мама ее бедствует. Мама – Ира Бразговка». С Ириной, работавшей в ансамбле Дмитрия Покровского, он познакомился перед отъездом в Америку. Сразу предупредил, что долгих отношений у них быть не может. Вскоре Кончаловский уехал из страны. С тех пор почти семнадцать лет ее не видел. Разве что мимолетно. И вот этот звонок… Андрей встретился с Ириной, затем познакомился с дочерью Дарьей, сразу признав ее своей. Отправил Дашу на учебу в Америку.
Жизнь шла своим чередом. На фестивале «Кинотавр» в Сочи режиссер обратил внимание на молодую театральную актрису Юлию Высоцкую. Позвонил ей, назначил встречу в ресторане. Затем они поднялись к нему в номер. «Женщинам я говорю комплименты только тогда, когда мне этого хочется. Тем более когда момент близости уже в прошлом. Я сказал ей, что такого ощущения кожи не испытывал в жизни. Она восприняла это как дежурные слова. Убежала. Через день я должен был уезжать».
Отыскав девушку, он протянул ей билет: «Это на завтра. Можешь лететь, можешь не лететь. Как захочется. Решай сама. Думай». На следующий день в семь утра они летели в Турцию.
Юля стала пятой женой Кончаловского. В сентябре 1999 года родила ему еще одну дочь – Машу…
АЛЬФРЕД Д'ОРСЕ
(1801—1852)
Известный денди эпохи Регентства. Ученик известного миниатюриста Изабе. Законодатель мод Парижа.
Альфред д'Орсе приехал в Лондон в 1821 году. Ему тогда было двадцать лет, а Париж, который он покинул, уже два года как копировал его прически, жилеты, галстуки, трости и даже манеру улыбаться. Его отец мечтал видеть его военным. Граф предпочитал придумывать себе фасоны костюмов, каждый из которых на другой же день превращался в «последний крик моды»…
Само собой разумеется, самые красивые женщины Парижа были отчаянно влюблены в него. Его главным приемом в обращении с ними было избегать слишком скорой победы. Он заставлял их подолгу томиться, а когда они оказывались у него в доме, доводил несчастных до изнеможения.
«Входите, входите, – говорил он своим колдовским голосом, – вы так прекрасны, что я готов вас съесть!»
«Ну, наконец», – думала дама, уже изнемогавшая от вожделения и взиравшая на диван, как на землю обетованную.
И тут он, не давая гостье опомниться и понять, что происходит, усаживал ее на какой-нибудь мягкий пуфик и долго-долго, с садистским удовольствием, с насмешливой улыбкой принимался делать с нее элегантный карандашный набросок…
Ученик известного миниатюриста Изабе, он пользовался своим искусством, когда хотел подвергнуть последнему испытанию охваченных пламенем бедняжек, отпуская их домой в том же состоянии, в каком они к нему явились, и заставлял их ждать момента, который выберет сам, если пожелает их съесть…
Эта репутация модника и соблазнителя очень скоро пересекла Ла-Манш. Когда он приехал в Англию, все дамы из высшего света, имевшие салон, изо всех сил стремились заманить его к себе. Сначала преуспела в этом леди Холанд, однако он очень быстро устал от этой властной женщины. Однажды вечером, когда он обедал у нее в числе других гостей, представлявших сливки английской аристократии, она то и дело роняла то салфетку, то веер, то вилку, то ложку. Всякий раз Альфред д'Орсе, человек изысканно светский, наклонялся и поднимал упавший предмет. В конце концов слишком нервная леди уронила на пол стакан. Но на этот раз, не выдержав, граф обернулся к лакею, стоявшему за его стулом, и сказал: «Не перенесете ли вы мой прибор на паркет? Я продолжу свой обед там. Для миледи, пожалуй, так будет удобнее».