100 великих событий ХХ века

Непомнящий Николай Николаевич

В развалившихся аптеках и на складах искали лекарства, инструменты, бинты и все, что нужно для медиков. Однако все, что в них находилось, было придавлено массивными глиняными потолками. К счастью, вспомнили об одном большом аптекарском складе в деревянном здании с железной крышей. На складе нашелся пожилой заведующий. Сохранились кипы ваты, свертки марли, бинты, бутылки с разными препаратами, пакеты с ножницами, скальпелями и даже – самое ценное – громадная бутыль из толстого стекла с чистым спиртом.

На площади, под деревьями собрались уже сотни пострадавших, которых становилось все больше и больше. Громадная широкая и длинная аллея была сплошь заполнена.

Нашлись хирурги, сразу же вставшие к хирургическим столам. Им принадлежит честь и инициатива организации первой помощи пострадавшим. Их помощь спасла жизнь сотням людей.

Медикаментов не хватало, так как пострадавших становилось все больше; врачи едва стояли на ногах. Но отдыхать им не давали, да и сами они отказывались. К счастью, водопровод в городе остался неповрежденным, и воды хватало. Подвезли немного хлеба, достали чаю, подкормили и докторов, и пострадавших, которые были поближе к операционным столам.

Время шло быстро и незаметно, а число пострадавших все росло. «Кучки грязной одежды» – мертвые, не дождавшиеся помощи, – лежали среди живых, но на них никто не обращал внимания. Таких кучек в городе было слишком много. Населению было объявлено: погибших оставлять на краю дорог, будут ездить грузовики и подбирать трупы. Но в первый день никто их не подбирал – забот было слишком много и с живыми. Только на следующий день за город, на кладбище, потянулись вереницы грузовиков, до самого верха наполненные страшным грузом. Они чем-то напоминали наши северные грузовики, вывозившие за город лишний снег.

Вообще, психика людей после землетрясения была своеобразной. То, что в обычных условиях привело бы в ужас и вызвало отчаяние, сейчас не производило никакого впечатления, как на войне во время боя.

Очевидцы описывали такие случаи. Подходит молодой парень, здоровый. Что с ним – непонятно. Оказывается, на голове у него – страшный шрам, и глаз на ниточке висит на щеке. Ему говорят: «Придерживайте глаз рукой и идите к хирургу, туда, где режут». Подходит женщина: сквозь рваную, грязную, замазанную землей рубашку торчат острые концы кости сломанной руки. Говорят: «Оборвите рукав, вымойте руку и идите туда, где режут». Подбегает полураздетый мужчина и говорит: «Жена преждевременно рожает». И так все идут и идут, и все это кажется чем-то обычным, нормальным: висящие глаза, торчащие кости, кучки грязной одежды, прикрывающие чье-то тело.

Потрясение у многих людей было ужасное и переходило в сумасшествие. Видели полураздетую женщину, она шла посреди дороги, прямо на машину, дико смеялась, стонала, рвала на себе волосы. Она сошла с ума – у нее раздавило всех детей. Другой ненормальный никого не замечал, что-то бормотал, плакал. Оказывается, и у него погиб единственный сын. Таких полусумасшедших в городе было довольно много. На них особого внимания не обращали, а дня через два-три они пришли в себя.

Медицинская помощь скоро подоспела. На площадь въехала легковая машина, за ней другая, медицинские фургоны, грузовики. Это была смена, первый отряд из Мары. Число пострадавших их поразило, но медлить они не стали. Поставили походные операционные столы и сразу взялись за дело.

Через час приехала другая партия медиков из другого соседнего города, затем третья. На самолетах прилетели военные хирурги из Ташкента, Баку, Тбилиси. Места под деревьями не хватало, заняли всю громадную парадную площадь. Солнце уже садилось, стало прохладно, а пострадавших все несли и несли со всех концов города. Подъехавшие в Ашхабад военные привезли прожекторы. Их расставили на площади. Операции продолжались непрерывно, до утра.

Утром пострадавших стало меньше, и только грузовики все еще доставляли раненых. За

трибуной можно было видеть какую-то странную громадную кучу из непонятных сероватых и красноватых предметов. Это были отрезанные руки и ноги, куски мяса, обломки костей – страшный апофеоз землетрясения, напоминающий известную картину Верещагина «Апофеоз войны» – громадную пирамидальную кучу оскаленных, разбитых черепов. Куча за трибуной была не менее ужасна.

По словам хирургов, ничего подобного они никогда не видели. Даже во время самых сильных боев на фронте было легче. Там раненых подвозили постепенно. Здесь на них сразу обрушились «сотни раздавленных, разорванных людей, засыпанных землей и глиной, с такими страшными ранами, каких на фронте не бывало».

Через день площадь и бульвар были уже пусты. Увезли и страшную кучу. Только куски грязной, окровавленной одежды, валявшейся под деревьями, и темные красные пятна на трибуне напоминали о мужественном бое, бое за жизнь людей, за жизнь сотен и тысяч искалеченных ашхабадцев.

Со снабжением водой проблем, к счастью, не возникло. Из кранов текла прозрачная и холодная вода – водопровод был цел.

Вторая важная проблема – снабжение хлебом – также разрешилась благополучно. Склады с мукой все развалились, но мука, к счастью, была в мешках и уцелела. Здание хлебозавода развалилось, но печи остались целыми. Помогли и воинские подвижные хлебопекарни, и уже в конце первого дня появились грузовики с первым хлебом. Раздавали его бесплатно.

В первый день после землетрясения деньги вообще потеряли всякую цену. На них нечего было купить и никто их не требовал. Всем пользовались бесплатно. Приблизительно так же было и на второй день. К бесплатной выдаче хлеба прибавились еще бараньи туши. Громадный холодильник у железной дороги почти не пострадал: у него вывалились две стены, стоявшие против направления подземного толчка. Стены же, стоявшие по направлению толчка, сохранились, сохранилась и крыша. Выдача туш была организована военными.

В садах появились самодельные печи, загорелись огни, и везде запахло жареной и вареной бараниной. Это тоже здорово поддерживало уцелевших.

На третий день появились дощатые и фанерные будочки с продавцами и весами. Деньги снова пошли в ход. Торговля восстановилась. Из окрестных селений, пострадавших сравнительно мало, подвезли зелень и фрукты, и базар понемногу заработал.

Жизнь города переместилась в сады, совершенно не пострадавшие. Под открытым небом все спали, тут же ели, читали, и даже начали работать некоторые особо нужные учреждения: сберкассы, почта, телеграф, продуктовые ларьки, керосиновые ямы и первые восстановительные партийные и общественные организации. Появились даже первые милиционеры, правда, очень мало. Охрана все еще была в руках военных, расположившихся в городских садах и скверах.

Но основной работой все еще были раскопки. Раскапывали все и в первую очередь трупы, начавшие разлагаться. Их было так много и запах был так ужасен, что по некоторым улицам и у некоторых зданий невозможно было идти. Здесь раскапывали в противогазных масках. Откапывали и имущество, отбирали кирпичи для будущего строительства, пытались спасти все, что возможно. Спасали и учреждения. Сотрудники разбирали упавшие крыши и стены, уносили в сторону мусор, стараясь достать бумагу, мебель, аппаратуру. Спасли очень немногое. Все было завалено кирпичом и неизвестно откуда взявшимся мусором. В разрушенной гостинице можно было наблюдать такую картину – часть стен вывалилась наружу, потолок и пол вывалились наружу, образовав огромную кучу мусора. В одном из номеров на железной кровати видны были голые ноги раздавленного потолком человека.