100 знаменитых судебных процессов
Шрифт:
11 ноября 1983 года начался суд. В зал заседаний, кроме жен обвиняемых и дружинников, посторонние не допускались. Соколов на суде вел себя вызывающе и заявил, что стал жертвой партийных разборок и репрессий. На процессе не прозвучали и не были зафиксированы в протоколе показания Соколова в отношении людей из окружения Брежнева и Гришина (а за них Соколову были обещаны небольшой срок и возможная амнистия). Правда, поговаривали, что соответствующие имена были озвучены кулуарно. На заключительное заседание были допущены лишь жена Соколова и люди по списку, в основном работники КГБ и горкома партии. Верховный Суд РСФСР вынес директору «Елисеевского» смертный приговор по статьям 173 части 2 и 174 части 2 (соответственно, получение и дача взяток в особо крупных размерах) УК РСФСР. В заключении по делу говорилось: «Используя свое ответственное должностное положение, Соколов в корыстных целях с января 1972-го по октябрь 1982 года систематически получал
По свидетельству жены, Соколов вообще не защищался. Держался спокойно и достойно. С безразличием выслушал приговор о высшей мере наказания. Последнее слово подсудимого раскрывало смысл советской системы торговли. Соколов говорил, что существующие порядки в торговле делают неизбежными взятки, обвес покупателей — для того, чтобы получить товар и выполнить план, надо расположить в свою пользу тех, кто наверху, и даже тех, кто внизу, даже шофера, который везет продукты.
Флориде все-таки удастся уговорить мужа написать кассационную жалобу. Весьма красноречив и рассказ адвоката Соколова А. Сарумова, согласно которому после оглашения оглушительного приговора — совершенно неожиданного для обвиняемого, как утверждает адвокат, — Юрий Константинович сразу было отказался писать прошение о помиловании. «Я ничего писать не буду, — якобы заявил он Сарумову. — Я подлец, я заложил людей, и меня надо расстрелять». Однако потом прошение все-таки написал. Но суд, как уже было сказано, изначально был Верховным и не собирался пересматривать заказное дело партии. За время рассмотрения дела власть сменилась дважды: не стало Брежнева, а затем и Андропова. Зачем же нужно было казнить старого фронтовика, сумевшего обеспечить в системе советской торговли бесперебойную поставку товаров в свой магазин? (Соколов ушел на фронт в 17 лет и до конца войны находился в действующей армии. Участвовал в освобождении Румынии, Венгрии, Югославии. Был награжден многочисленными медалями, тремя грамотами Верховного Главнокомандующего. Фигурировал в мемуарах замминистра обороны генерала армии Толубко.)
Следователь по особо важным делам Владимир Коротаев, руководивший тогда следственной группой, рассказывал: «Я последний, кто допрашивал Соколова в камере смертников. Он действительно произвел хорошее впечатление. Обидно, что его расстреляли. Но его дело вел КГБ, я то его допрашивал в связи с другими уголовными делами. Соколов подробно рассказал о работниках министерства, о Галине Брежневой. Например, узнает она из кремлевских источников о повышении цен на золото, скупает, а на следующий день продает. А то, что Соколова приговорили к расстрелу, я считаю, виноваты адвокаты. Они на суде говорили о том, что дело Соколова — политический заказ. А надо было сказать, что он — жертва системы. Взятки тогда брали все, кто работал в системе торговли. Я ходатайствовал перед руководством прокуратуры, чтобы Соколова не расстреливали. И когда это все-таки произошло, все свидетели закрыли рты, перестали сотрудничать со следствием. Я не исключаю, что Соколову закрыли рот по приказу из Кремля, иначе и кремлевских чиновников пришлось бы тащить в суд».
Дело Соколова стало, пожалуй, последним показательным процессом советской карательной юриспруденции, когда смертная казнь почиталась самым «грубым и зримым», говоря словами поэта, доводом режима в разговоре с собственными гражданами, дерзнувшими нарушить социалистическую законность. Как уверяют очевидцы, Юрий Константинович до конца не верил в печальный исход, был необычно весел, говорил о близком помиловании. Но 14 декабря 1984 года Соколов был расстрелян прямо в машине, по пути из Лефортова в следственный изолятор № 2, но ни в Москве, ни по всей стране жизнь от этого не стала хоть чуточку лучше.
После суда к Флориде подошел следователь КГБ и растерянно сказал, что они не ожидали такого исхода: «Ну десятьдвенадцать лет. Но расстрел!.. Это не наше решение, это решение горкома». Владимир Олейник, бывший в 1980-е годы начальником следственной части Прокуратуры РСФСР, в своих воспоминаниях особо подчеркивал, что в ведомстве Гришина внимательно следили за делами, которые расследовал КГБ совместно с Прокуратурой РСФСР. Позже, в ноябре 1988-го, тот же Олейник так отозвался о громком «елисеевском деле»: «Я не видел и до сих пор не вижу смысла в смертном приговоре для Соколова. Да и привели его в исполнение как можно скорее. Будто кто-то спешил прервать угрожающие ему показания. Зато Трегубов и Петриков, бывшие и порождением «системы», и лидерами ее, получили более мягкие приговоры, хотя ни в чем не признались. Как это можно — раскаявшихся лупить по максимуму, а упорствующих поощрять мягкими приговорами?!» Но значит, было можно, потому что кому-то было так нужно.
И еще долго в квартире Соколова будут раздаваться анонимные телефонные звонки. Незнакомые Флориде люди будут твердить в телефонную трубку: «Виноват Гришин, он не может простить вашему мужу показаний против себя».
Адвокат Соколова Сарумов все же доведет дело до конца, и 12 апреля 1995 года, рассмотрев дело директора «Елисеевского» и приговор, вынесенный Юрию Константиновичу, Пленум Верховного Суда констатирует: «Приговор судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 11 ноября 1983 года в отношении Соколова Юрия Константиновича изменить: исключить указание о признании его должностным лицом, занимающим ответственное положение, а назначенное наказание по ст. 173 ч. 2 УК РСФСР (в редакции 1962 года) заменить 15 годами лишения свободы с конфискацией имущества». Не правда ли удивительный вердикт: заменить смертную казнь заключением после расстрела подсудимого?
От «узбекского» дела к «московскому»
После смерти Суслова, когда Брежнев был уже похож на полутруп, Андропов раскрутил громкий показательный процесс о взяточничестве и казнокрадстве. Анатолий Колеватов, руководитель всех цирков страны, получил 15 лет лагерей. Директора «Елисеевского» Юрия Соколова приговорили к расстрелу, покончил с собой Сергей Нониев — директор гастронома «Смоленский». Молодого артиста цыганского театра «Ромэн» Б. Буряце приговорили к пяти годам заключения, но из тюрьмы он не вышел. Все они были завсегдатаями в доме Галины Брежневой. Родного брата Галины Юрия Брежнева вывели из состава кандидатов в члены ЦК. Тучи сгущались и над генералом Чурбановым. Он сильнее всех пострадал под «паровым катком» так называемого «узбекского» дела.
Группа следователей Тельмана Гдляна и Николая Иванова, «копавшая» под Узбекистанский ЦК, понимала, что коррупция обусловлена всем общественным порядком, к ней в той или иной степени причастны все руководители и обвинения носят произвольный характер. Следственная бригада не могла самостоятельно определять масштабы наказания. Непосредственное руководство «органами» сохраняли за собой центральные партийные структуры. Они давали добро на аресты высокопоставленных чиновников и регулировали масштабы чисток. Именно из ЦК КПСС пришло указание вывести «узбекское» дело на московский уровень. Эта же структура санкционировала начало «разработки» зятя Брежнева. По утверждению самого Гдляна, за четыре года, с июня 1984-го по сентябрь 1988-го, в Узбекистане были смещены 58 тысяч ответственных работников. Арестовано же было около 200 граждан, в отношении которых уголовные дела так и не были заведены, а вина не доказана. Некоторые из задержанных провели в заключении до девяти месяцев. К уголовной же ответственности было привлечено 62 человека, из которых осужден был только 31 человек.
Некоторые скомпрометировавшие себя чиновники были смещены со своих постов и наказаны «по партийной линии», но не более того. Например, министр внутренних дел Николай Щелоков был назначен в так называемую «райскую группу», то есть в Генеральный инспекторат Вооруженных сил. Он покончил с собой почти через год после смерти Андропова, уже при Константине Черненко. Бывший первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС Сергей Медунов лишился своего поста еще до смерти Брежнева, а к уголовной ответственности его так и не привлекли, лишь демонстративно исключили из состава ЦК. Юрий Чурбанов во время правления Андропова был перемещен по служебной лестнице на пару ступенек вниз: из первого замминистра внутренних дел превратился в заместителя командующего внутренними войсками, но арестовали его только 3 февраля 1987 года, почти через два года после прихода к власти Горбачева. Юрий Михайлович считал, что этот арест целиком и полностью связан с его причастностью к брежневскому клану: «Да, говорили мне умные люди: жениться надо на сироте, — сказал он на суде. — Так нет, тесть попутал!»
До момента знакомства с Галиной красавец Чурбанов и так достиг приличных карьерных высот, был женат, воспитывал двоих детей и как говорится, в связях, порочащих его, замечен не был. После женитьбы на дочери генсека Юрий Михайлович еще стремительнее пошел вверх по службе и через четыре года уже был генерал-лейтенантом и заместителем министра МВД. Но в новой семье не ладилось, и Галина Леонидовна вновь очертя голову бросилась в кипучее море страстей. Ее авантюризм был безграничен, и она, искренне считая себя вместе с по-другой — женой министра МВД Светланой Щелоковой — неприкасаемой, проворачивала махинации, скупая ювелирные украшения накануне очередного повышения цен на золото, а потом перепродавая их втридорога. Первый акт драмы разыгрался еще при жизни Леонида Ильича, в начале 1982 года. Тогда ограбили известную дрессировщицу Ирину Бугримову, воров арестовали, и они указали на сожителя Галины Брежневой Бориса Буряце как на наводчика. Но эта «неприятность» обошла Чурбанова стороной.