1000 Первая дочь
Шрифт:
— Это наш лагерь в столице, здесь останутся мои воины, — охотно пояснил Алексис. — А мы с тобой отправимся ко мне домой.
Он отдал последние приказы и в сопровождении Хэймона и нескольких солдат, управлявших повозкой с вещами, мы двинулись дальше. Миновали рыночную площадь и въехали в ворота особняка, от величия которого я едва не ослепла. Меня поразила до глубин души парадная, даже торжественная атмосфера внутреннего дворика. Солнечные блики играли на воде в бассейне, фруктовые деревья и цветы размером больше человеческого роста создавали уютную тень и дарили прохладу.
Навстречу хозяину и его провожатым выбежали слуги. Алексис поручил меня заботам трех темнокожих рабынь, одетых лишь в легкие накидки, наподобие коротких ночных рубашек. Воркуя и увещевая, они утащили меня в баню, находящуюся по обычаям Озиса под домом. Девушки расплели мои волосы, попытались снять пыльную одежду.
— Можно мне самой раздеться? — засопротивлялась я.
Все же не привыкла, чтобы за мной ухаживали, как за знатной горожанкой. Помыться и причесаться я вполне могла сама.
Но девушки имели свое мнение на этот счет.
— Господин велел хорошо позаботиться о вас, — возразили они. — Позвольте нам сделать свою работу, госпожа.
Они вели себя так, словно я действительно знатная особа. Совесть больно кольнула мое сердце, и я не могла не признаться:
— Перестаньте, я такая же рабыня, как вы. Просто скажите, где взять мыло и полотенца. Все остальное я вполне могу сделать сама.
Девушки переглянулись чуть ли не с суеверным страхом и, поклонившись, старшая из них пролепетала:
— Неправда, госпожа. Мы давно прислуживаем господину Алексису и можем отличить бриллиант от обычного камня. Позвольте нам позаботиться о вас. Если господин останется недоволен нашей работой, он нас накажет.
Пришлось согласиться и позволить девушкам вымыть мои волосы мягким душистым шампунем из глиняного горшочка, протереть тело выше талии губкой, а после впитать в него масло, сдобренное благовониями. Нижнюю часть, несмотря на возражения, я привела в порядок сама. Для этого даже пришлось попросить девушек ненадолго удалиться, и они охотно выполнили мое пожелание. А когда вернулись, я уже была замотана в длинное полотенце, надежно скрывавшее от посторонних взглядов мое клеймо.
Пока одна девушка делала мне массаж спины, вторая занялась ногтями. А третья принесла чай, сдобные булочки и сладости.
— Вы должны быть сытой и красивой, прежде чем отправитесь в спальню господина, — пояснила она в ответ на мой недоуменный взгляд. — Ничто не должно отвлекать вас от блаженства.
Сказать, что мне стало не по себе, значило бы промолчать вовсе. Я хотела было возразить, но замолчала на полуслове. Девушки были правы: моя единственная и главная работа теперь — удовлетворять Алекиса. Он столько сделал для меня, что заслужил высшую награду. А дать ему что-то, кроме себя самой, я не могла. Тело мое больше мне не принадлежало, разве что душа… Хотя и она все больше привязывалась к Алексису, моля довериться ему и принять всем сердцем.
Но не только это было причиной, по которой я безропотно выполнила указания рабынь и, одевшись в короткое красное платье и длинную накидку, отправилась в хозяйскую спальню. Я хотела этого. Мечтала о близости с Алексисом так, что сама поражалась своей смелости и разыгравшейся фантазии. Прежде я не думала, что желать мужчину можно так сильно и так неистово.
Спальня была отделана в темных тонах. Даже шторы, прикрывавшие окна, были темно-коричневого оттенка. И низкий столик, и полки с книгами, занимавшие ниши вдоль стен. В центре возвышалась просто гигантская кровать, застеленная покрывалом, сшитым из шкур леопардов. К ней вела лестница из трех массивных ступеней.
— Доброй ночи, госпожа, — пожелали рабыни.
Но прежде чем они скрылись за дверью, я расслышала смешок, что издала самая молоденькая из них. Две другие зашикали на девчонку и поскорее увели ее от хозяйской спальни.
А я застыла в нерешительности.
Походила по комнате, меряя ее шагами. Взяла одну из книг и, не решившись лечь в постель, удобно устроилась на ступенях. Расположенные в изголовье светильники давали достаточно света и я, ненадолго забыв о реальности, погрузилась в изучение древнего фолианта. Оказавшегося, как нарочно, трактатом о любви и чувственной страсти.
Алексис
Я думал о Майлин слишком часто. Чаще, чем о ком-либо когда-либо. Она словно приворожила меня, завладела моими мыслями и телом. Впервые в жизни я торопился покончить с делами. Не наслаждался роскошным ужином, специально приготовленным моим поваром. Не купался в бассейне и не парился, а лишь наскоро омылся. И все потому, что в спальне меня ждала она.
Я специально дал ей время свыкнуться с новой ролью, отдохнуть от первого раза. Но ждать дольше не мог. Казалось, время замедляет ход, когда ее нет рядом.
— Майлин?..
Я вошел в комнату и застал ее за странным для рабыни занятием. Она читала! Мало того, что выбрала она один из огромнейших талмудов, подаренных мне послами Лимба. Самое интересное заключалось в том, что написана книга была на миори.
— А?..
Майлин подняла голову и, густо покраснев, захлопнула книгу. Стрелой сорвалась со ступеней, и все для того, чтобы поскорее спрятать улику обратно на полку.
Я не знаток миори, но рассмотреть картинки сумел вполне. Разнообразие и причудливость позиций для занятий сексом меня поразили. Признаться, я даже испробовал кое-что на собственном опыте. Но никогда бы не подумал, что Майлин заинтересуется подобным.
— Я всего лишь хотела освежить в памяти этот язык, — смущенно призналась она. — Но не думала, что там такое…
Она прижала ладони к пылающим щекам. Потом вдруг вспомнила, что на ней больше нет длинного одеяния, скрывающего ее прелести. А новое, короткое и открытое, куда лучше подходило ей. Оно искусно подчеркивало ее прелести. Нет, я не хотел, чтобы Майлин в подобном виде показывалась гостям. Но меня она должна встречать только в таких платьях.
— Не пытайся одернуть подол, от этого только оголяется грудь, — рассмеялся я. — Впрочем, можешь продолжать, мне это нравится.