12
Шрифт:
Смущала одна проблемка - порогом комнаты служила линия здоровенного знака. Теперь, очутившись внутри, я отчётливо чувствовал многочисленные и, несомненно, рабочие замки печатей. Знать бы ещё, что они запирают: безобидные рабочие дзютсу или что-нибудь охранно-убийственное?
– Да, это его место!
– Катсую переползла на моё плечо и мокро ткнулась в щёку.
– Ты молодец!
– Ну... не совсем молодец. И не совсем я.
– А что по этому поводу скажет отец, страшно даже представить.
– Катсую-сама, вы не знаете, что случится, если чужой человек пройдёт внутрь
– Нет. Тут никогда никто не бывал кроме нас. Но ты же не чужой, Сёши!
– Не уверен, что охранные печати это понимают.
Экспериментировать я не решился. Через Катсую объяснил, в какой сумке у меня заначены свежие шики, приготовленные для тренировки, и пока Какаши за ними бегал, старательно изучал внутренности лаборатории.
Стук в стену прозвучал нетерпеливо: Готово!
Ох, чую, опять будут воспитывать.
Замена!
– СЁШИ!!
– родные дружно ухватили меня за шкирку.
– Виноват! Не подумал!
– А должен был...
Битый час мне объясняли, какой масштабный косяк я совершил. Рассказывали, что, не смотря на престарелую защиту, в лаборатории наверняка осталась куча ловушек. На мою бестолковую голову могло вывернуться какое-нибудь коварнейшее дзютсу. Тобирама вполне мог оставить рабочую систему самоуничтожения. И скорее всего, оставил! А глупый обормот (то есть я) едва не самоуничтожился к чертям собачьим!! В лучшем случае, испортил бы ценнейшие вещи, пролежавшие нетронутыми не одно десятилетие, а в худшем... У-ууу!!
Признаю. Повёл себя как младенец, и что самое паршивое - не в первый раз. Постоянно обещаю повзрослеть, образумиться, перебеситься... А глупости всё лезут и лезут.
Так что извинялся я совершенно искренне.
Ночь-полночь, а мне не спится. Лежу в постели, пялюсь в потолок и переживаю. В основном насчёт собственной протяжённости во времени. Холодным умом это не понять, надо прочувствовать.
Чакра - синтетический продукт, производная от воли, мыслей, души и потрохов. В каком-то смысле, ты и есть чакра. Та дзютсу-шики содержала крошечную частицу меня. Запертую в формуле и отпечатанную в камне когда-то давно, в позапрошлой жизни.
Это было... не плохо. Но и не хорошо.
Испытывая понятное любопытство к знаниям Тобирамы, я до чёртиков не хотел разматывать клубок его воспоминаний. Погружаться в чужую жизнь? Нафиг-нафиг!! Взваливать на себя ещё один груз разлуки я не готов. Ни за какие пряники! Не хочу тосковать по людям, которых никогда не видел и не смогу увидеться.
Отчаявшись уснуть, поплёлся к родителю. Какаши цинично сопел в подушку.
– Пап.
– М-мм?..
– А если я всё-таки немножко Тобирама?
Отец открыл один глаз, подумал и постановил:
– Если немножко, то можно.
– Я серьёзно!
– Я тоже, - он приподнял голову.
– Сенджу Тобираму называли одним из самых одарённых шиноби своего времени. Быть его духовным наследником... удивительно.
– Удивительно хорошо? Или удивительно плохо?
– Сам решай, - Какаши завернулся в одеяло и зевнул.
– Главное, не вздумай делать татуировки
Ну, разумеется.
Как обычно.
У сына экзистенциальный кризис, а у отца одна ерунда на уме.
Никогда не мог понять, в чём тут проблема. В принципиальной разнице между Востоком и Западом или в том, что его собственный папа был не слишком хорош по части моральной поддержки? Хотя, учитывая историю Хатаке Сакумо, возможно и то и другое.
А на следующий день Какаши принёс последнюю-распоследнюю модель широкоформатного фотоаппарата. Карандашные почеркушки высокое экспертное мнение посчитало недостаточно точными, и было принято решение меня технически довооружить. Новинка отечественного фотопрома напоминала реликтовые камеры из фильмов о гангстерских войнах 30-х годов. Агрегат весил как пара кирпичей, имел выдвижной объектив с мехом-гармошкой и вспышку с круглым отражателем. Снимать предлагалось на листовую пленку.
Основы фотодела нам преподавали в Корпусе - украдкой переснять документик, склеить панорамку, щёлкнуть подозрительную личность в толпе. Так что остаток дня я играл в фоторепортёра криминальной колонки LA Times: ползал по темноватым закоулкам, испытывал "стрельбу" из-за угла, навешивал камеру на самодельную штангу и пробовал разное освещение. Ближе к вечеру отнёс кассеты в проявку.
Напечатанные фотки разочаровали. Для съемки в комнатах сильно не хватало широкоугольного объектива. Я сказал Какаши, что вместо родного механического таймера нужен электрический спуск затвора и проводной пульт, а ещё усовершенствованный штатив и отдельная складная штанга. Папуля покивал, записал мои хотелки, и на следующий день какие-то умелые люди из мастерских АНБУ всё сделали. Я даже опешил от такой оперативности. Фотографии улучшились, пусть и приобрели заметный fish-eye эффект. Оставалось только приловчиться использовать новое оборудование, не выходя за пределы махонького пятачка.
Перед делом я размял пальцы, подышал и даже немного попрыгал, стряхивая напряжение. Какаши меланхолично наблюдал за приготовлениями.
– Готов?
– Ага.
Сегодняшний эксперимент был малость рискованным - нам хотелось узнать, как отреагирует защита лаборатории на движение постороннего предмета. Я проник внутрь, усадил Катсую возле нарисованного порога и вытащил увесистое свинцовое грузило. Длина безопасного тупичка метр с копейками. Кидать буду по дуге. Отскочив от пола, грузило уйдёт внутрь комнаты.
Бросок! Замена!
Кусок свинца ещё падал, а я уже махнулся. Чурбак, обклеенный моими шики, Какаши держал в руках и, не теряя времени, метнулся прочь.
Шуншин раз! Шуншин два! Шуншин три!..
Остановились мы только на лестнице, ведущей наверх.
Подземелье молчало. Ничего не рушилось и не взрывалось. Вызванная Катсую доложила о происходящем в лаборатории:
– Твой камушек закатился внутрь. Там всё по-прежнему.
– Йу-ху! Мы чертовские везунчики!
Какаши хмыкнул.