13 минут
Шрифт:
– Пиши нам, – сказала Хейли. Она выглядела грустной. Помедлив, она добавила: – Мы правда тебя любим, Таша. Ты перепугала нас до смерти.
Дженни кивнула:
– Быстрее возвращайся в школу. Нам тебя не хватает.
Прошел всего день. Интересно, как они могли по мне соскучиться, если, без сомнений, все время говорили обо мне? Я знаю, что это плохая мысль. Я должна радоваться, что мы снова друзья.
В конце концов, именно этого я и хочу. В последнее время в наших отношениях появились трещины.
– Мне тоже вас не хватало, – сказала я.
В этой фразе я использовала прошедшее
Может, сейчас все будет по-другому.
9
Это было слишком странно. Не думаешь?
Ты серьезно будешь писать мне с заднего сиденья?;-)
Хочу об этом поговорить. Ррррр, твоей маме. И что это за дерьмовая музыка?
Отстой из девяностых.
Да уж, было странно. Она и правда ничего не помнит.
Думаешь, вспомнит? Мне страшно.
Мне тоже. Я позвоню тебе позже.
Я хотела, чтобы она умерла.
УДАЛИ! Все будет в порядке.
Удалить весь разговор или только это?
Разговор.
Это такое идиотское дерьмо.
Не волнуйся. Давай, удаляй.
10
Эйден скручивал косяки быстрее, чем кто-либо из знакомых Бекки, и они у него получались ровные. Его косяки были чертовски хороши, заключила Бекка, глубоко затягиваясь и наблюдая, как бумага тлеет оранжево-красным, а маленькие семена травки трескаются внутри. Три, пять или семь листов бумаги для самокруток – все они всегда были одинаковыми: идеальный баланс травки и табака, – и тебе не нужно было тянуть слишком сильно, и никакая хрень никогда не попадала в рот, как в случае, если самокрутка свернута слишком слабо.
Она хихикнула и закашлялась, когда ее начало накрывать, согревая лицо, которое все еще покалывало от холода, хотя в комнате было очень жарко. Мама Эйдена не экономила на отоплении. И да здравствует она хотя бы только за это. И еще
– Хорошая дурь? – спросил Эйден.
Бекка, положив голову ему на плечо, смотрела в потолок.
– Хорошая дурь, – сказала она и улыбнулась. – А теперь покорми меня пиццей.
Он вытащил большой кусок из коробки и поднял его у нее над головой. Она потянулась, чтобы откусить, и он отодвинул его так, что она не могла достать.
– Меняемся.
Она поводила перед его лицом косяком, а затем с усилием поднялась, не обращая внимания на разлохматившиеся волосы. Улыбаясь ему, она откусила большой кусок гавайской пиццы, сыр вытянулся в длинную нить и, оторвавшись, мокро шлепнулся на ее подбородок.
– Сексуальненько.
Она пожала плечами:
– Я не Барби. Какая мне разница?
– Барби? – Эйден выдул ей в лицо полные легкие сладкого дыма, и она вдохнула его, убрав в сторону вредную пищу.
– Ну, знаешь, как Наташа и ее банда. Такое впечатление, что они никогда не едят. И, наверное, вызывают у себя рвоту. Как же это чертовски печально!
– Я думаю, что ты страдаешь булимией и амнезией, – задумчиво произнес Эйден. Он усмехнулся. – Ты объедаешься, а потом забываешь выблевать это.
– Засранец! – Она произнесла это не совсем отчетливо, потому что ее рот был набит ананасами и сыром. Бекка доела кусок и забрала у него косяк.
– Послушай, а почему ты вообще сейчас о них заговорила? Какое тебе до них дело? С Наташей все в порядке. Вся эта хрень скоро уляжется.
– Знаю, – ответила она. – Я думаю, что эта ситуация просто все вернула. Воспоминания о том, как хреново они со мной обошлись. – И даже более того, хотела сказать она, это вернуло мысли о том, как сильно я хотела быть с ними. Что я позволила бы им быть со мной стервами, если бы только могла оставаться в их кругу. Я такая неудачница! Правда, о некоторых унижениях лучше не распространяться, если хочешь удержать парня. Никому не нужно знать, какой тряпкой она могла быть, а особенно Эйдену.
– Джейми ходил ее навестить, – сказал Эйден, – но она, по-видимому, очень устала от всего этого. Думаю, поэтому он почувствовал себя идиотом. Он и в лучшие времена не очень-то ладил с людьми. – Она протянула ему косяк, но он покачал головой: – Докуривай. Мне скоро нужно будет поиграть на гитаре.
Это было единственным, что раздражало Бекку в работе Эйдена с Джейми Мак-Махоном, – они записывались по вечерам, с семи или восьми и до полуночи, а иногда и дольше, если сроки поджимали. Это означало, что иногда она не видела Эйдена по нескольку дней. А если бы они работали днем, как все нормальные люди, то он был бы свободен по вечерам.
– Если бы он спас меня, я бы захотел его увидеть, – продолжил Эйден. – Хотя бы просто чтобы поблагодарить.
– Она и Хейли не отвечает на сообщения. Может, ей не настолько хорошо, как все думают. Когда я читала ей в больнице, она была такой неподвижной. Было трудно поверить, что она не умирает. Она была как мертвая или что-то вроде того. Наверное, не так уж легко оправиться от подобного.
Почему она вдруг начала защищать Наташу? Как долго умирают старые привычки?
– Все равно странно. И это очень в ее стиле – наплевать на то, что он проделал такой путь, чтобы повидать ее. Она могла уделить ему хоть пять минут.