14 писем Елене Сергеевне Булгаковой
Шрифт:
Я запомнила мягчайшей ташкентской зимой Елену Сергеевну выходящей из балаханы на площадку лестницы в распахнутой пушистой шубке из ярко-рыжей куницы – веселой, как ее хозяйка.
На ней все было свежо и интересно. И настроение победоносное и приветливое во всем облике. Не хочу даже говорить, сколько было ей тогда лет. Просто она была колдуньей. В Ташкенте к Елене Сергеевне иногда заходила косметичка – ее знакомая по Москве. Помню, она делала Елене Сергеевне жемчужные маски. Но разве в них дело?
Я никогда не видела ее унылой и недовольной. И никакой суетливости. В Ташкенте я узнала, что у нее больное
Мне было с ней хорошо.
К весне в дом кЕлене Сергеевне пришло известие: с фронта ехал ее старший сын Женечка. Елена Сергеевна не сообщала ему, что его жена сбежала из Ташкента с другим. Она боялась, что на фронте это будет для него слишком тяжело.
Мы ждем Женю! Елена Сергеевна просит меня то ли пофлиртовать с ним, то ли влюбить в себя, но тут-то я оказалась не на высоте. Начитавшись в детдоме Ромена Роллана, я ждала в этой сфере жизни чего-то невероятного и сказала Елене Сергеевне, что я – пас. Тогда мы, или скорее Елена Сергеевна, нашли поблизости красивую, стройную блондинку, отнесли к ней вино и фрукты, и приехавший Женечка вечером пошел туда на посиделки. Я Женечку очень любила со своего раннего детства, с пяти лет. Конечно, когда мы стали старше, наверно я и была в него влюблена, но в Ташкенте я была счастлива его видеть по-дружески, как родного. В письмах к маме он посылал с фронта стихи Симонова. Побыв с нами несколько дней, он уехал в Самарканд в Академию. Уехал он в хорошем настроении.
Учусь с интересом. Есть чудесные подруги и друзья. Осенью нас, студентов, посылают на экскурсию в Самарканд. Чудо – этот город, и чудо – Средняя Азия. И опять встреча с Женей. Я являюсь в Академию и вызываю его. Мы чудесно гуляем по городу. Я спрашиваю его как брата: «Что же это такое – любовь, близость?» Из его объяснения мне показалось, что он никогда не любил. Мы с Роменом Ролланом о любви знаем гораздо больше.
Я рассказала в одном из писем, что очень подружилась со Светой Гурвич – дочерью Бухарина. Когда ее мама, Эсфирь Исаевна Гурвич, профессор Академии наук, уехала в Москву, Света пригласила меня пожить до реэвакуации института у нее.
Тогда я переехала от Елены Сергеевны кСветлане. Мы замечательно подружились с ней в те дни, что жили вместе и учились в одной группе Архитектурного института в Ташкенте. Мы были очень нужны друг другу, так как любили своих отцов и теперь могли о них говорить. В Москве Светлана ушла из нашего института сдавать экзамены в МГУ, но мы остались на всю жизнь близкими подругами.
Она, доктор исторических наук, до последнего своего дня занималась наследием своего отца. Любящая и преданная дочь подвергла себя колоссальному испытанию, изучая отцовские работы.
ПИСЬМО № 10
Малаховка 7-VII-63 г.
Дорогая Елена Сергеевна!
Самое трудное для меня – это сесть за письмо. Но стоит обратиться к Вам, почувствовать Вас и мне уже легко пишется. Вы знаете, Тюпа, я уже настроилась на Вашу волну. Я написала Вам гораздо больше писем, чем в действительности, рассказала Вам кучу всяких мелочей и мыслей, но все это мысленно. Я много «говорю» с Вами, когда хожу по улицам,
Я приехала в Ташкент. Первым долгом я пришла в студенческое общежитие, где, стоило мне отойти, у меня вытащили из вещей кофточку, вышитую мамой в лагере, и свидетельство об окончании десятилетки. Это последнее сулило мне большие неприятности. В институте я явилась к директору – Стародумову. Принял меня приятный полнеющий военный мужчина. Успокоил, сказав, что им достаточно копии аттестата, а она была переслана раньше из Свердловска. Самое же приятное, что он сказал мне, что служил у папы, и вежливо предлагал всяческую помощь. Не знаю, почему я не обращалась к нему, когда мне нужно было общежитие, наверно он бы помог мне.
От него я вышла в хорошем настроении и пошла искать Е. С. Булгакову, к которой меня посылала Оленька. Вас, Елена Сергеевна, я хорошо помнила с детства. Помню, что я страшно завидовала Жене и Сереже, что у них такая красивая мама. Тогда, в 10 лет, я знала, что нет ни у кого мамы красивее, и вот теперь через 30 лет я вижу, что ничуть не ошибалась. Нет на свете красивее, прелестнее и лучше женщины, чем Вы. Итак, я явилась в Вашу балахану, как Лариосик, и не могла придумать ничего лучше и проще (для меня!) чем остаться у Вас на целый год.
Помню, как мы ходили с Вами смотреть общежитие, в котором мне следовало жить. Это был сырой сарай, и мы (о, святая простота!) с Вами решили, что мне с моим ревматизмом эти апартаменты не подойдут.
Так я и осталась жить у Вас. Жилось мне у Вас чудесно. Мне всегда было с Вами весело, всегда интересно. У Вас было много интересных и любопытных знакомых. Каждую новую встречу я отмечала у себя в записной книжице, а потом писала Светлане длиннющие письма, которые называла простынями.
С другой стороны, мне было у Вас плохо жить. В детдоме я никому не была нужна. К осознанию этой истины пришла с трудом. Но поняв, стала солдатиком, убрала все чувства глубоко, за грань. Я последние годы в детдоме была самой веселой девочкой, самой бодрой спортсменкой и плясуньей. Но все это подспудное нельзя было трогать.
И вот Ваши мягкость, теплота совсем меня размагнитили, и я вдруг стала много плакать. Не знаю, как Вы расценивали мое поведение, и заметили ли Вы, как действуете на меня. Только у Вас я так много плакала, а потом – совсем разучилась.
Помню, как Вы мне говорили, что я хватила такую большую чашу горя, что больше мне уж не полагается. Как Вы ошиблись!
Тюпочка! Не могу себе представить теперь, что же Вы думали, когда оставляли меня жить у себя. <…> Что Вы себе думали! А?
Слава Богу, что Петя Якир появился в Ташкенте уже тогда, когда я от Вас переехала к Светлане Бухариной. Петька внес в мою жизнь много темного и непонятного. До сих пор не пойму его роли в нашем деле. В военные годы, когда так трудны переезды, он появился в Ташкенте, нашел меня. Он говорил, что отсидел в лагере, что отпустили его с условием, что он будет работать в НКВД. Рассказывал жуткие истории о лагерях и хозяине (Сталине. – Ю. К.) Сказал, что решил попасть в Москву и для этого хочет явиться с НКВД и обмануть их, что знает что-то. В общем, что-то в его поведении было неладно.