150 моих трупов
Шрифт:
Опрокинутые, агонизирующие металлические исполины боком лежали на каменистой равнине пустошей. Силой ударной волны их развернуло перпендикулярно путям.
Засмотревшись на это, я забыл, что нахожусь вне фильтруемой атмосферы состава пространства. Вредный для всякого живого существа воздух при этом я хватал жадно. Я сразу же надел маску. Уже в ней понял, что здешняя атмосфера имеет некий привкус. И привкус этот мне почудился чем-то необъяснимо приятен.
Я понимал, что так сбить с рельс поезд могло лишь нечто необычайно мощное. Скорее всего, в хвост нашего поезда врезался идущий вслед
Следующий за нашим вагон лежал рядом. А два хвостовых – частью на рельсах, а частью… вокруг них. Раздробленные. Смятые локомотивом протаранившего нас состава так, будто бы он свалился на них сверху. На полном ходу он прошил два хвостовых вагона насквозь. Это типично для железнодорожных крушений такого типа. Это из-за скорости столкновения. Ужасно.
Действуя скорее по инерции, я потянулся перчаткой и слишком ясно почувствовал, во что превратились останки экипажа.
Я понимал, что, коснись я сейчас любой связи от камней, неизбежно почувствую эхо их последней боли. Если только Сайхмар уже не сделал это за меня. Не отпустил в Лабиринт их души.
Вероятнее всего, он поступил именно так. Сделал это первым делом. Даже несмотря на наши обязанности перед грузом. Я знал, что Сайхмар никогда не пренебрежёт сыновним долгом. Это незримая часть его странной близости к поездам. Связь крепче, чем узы назначения по работе.
Стремясь скорее присоединиться к коллегам, я спустился. Направился к месту, где находился первый с хвоста из выживших вагонов нашего поезда.
Инва и Онвар работали как раз там. Они старались спасти раненые вагоны нашего состава, нуждавшиеся в неотложной помощи. Я не спешил. Как специалист я представлял из себя сейчас не слишком большую ценность.
Когда подошёл, сильного истечения ликры не заметил. Всё самое срочное Инва и Онвар уже сделали. Почва темнела. Выглядела влажной. Я обратил внимание, что Онвар старается не наступать туда, куда излилась из раненых ликра.
Странно – для него всё ещё казалось диким прикасаться к ней. Думаю – пугало, как пугает обывателей. Тем не менее для механоида, всё ещё не пережившего период привыкания к мёртвому, Онвар-оператор показывал достаточно хорошие успехи.
Я приблизился к коллегам. Саркофаг, где хранились наши рабочие камни, находился у Инвы за плечами в защищённом рюкзаке.
Я недолго ждал, пока на меня обратят внимание. Инва указала мне на повреждённый участок ликровой сети в ближайшем вагоне. Дала инструмент. Я приступил.
Повреждение нашлось в вене ближе к крыше. Ликра сочилась, но не сильно. Это, учитывая довольно большой размер повреждения, говорило о падении давления во всём вагоне. О большой потере ликры. В целом эта часть состава осталась едва жива. Я старался работать быстро.
После оказания неотложной помощи следовало поспешить к локомотиву нашего состава и, главное, к его сердцу. Я чувствовал, что камни в нём не пострадали. Но сам локомотив находился в плачевном состоянии. Напрягая связи, он постоянно запрашивал у нас информацию о состоянии пассажиров и вагонов.
Я не мог его успокоить. Их судьбы мне неизвестны. С одной стороны,
Потому меня радовала судьба гермовагона. Он современнее основного состава. Предоставлен Центром. Имел отдельную замкнутую сеть ликроснабжения. И ему оказали помощь первому. С ним уже всё хорошо.
Я углубился в ремонт. Управлялся одной рукой. Левую берёг для операторской работы. В этот момент нас отвлекли крики. Остановив истечение ликры, я обернулся на них. К Инве и Онвару бежали двое мужчин.
Один – невысокий, полноватый, с редкой шевелюрой. Второй повыше. Они вдвоём несли на руках темноволосую женщину. Все трое в крови и ликре. За ними тянулся след из алых и бурых капель. Руки женщины болтались безвольно. Она хрипела. Голову ей никто не поддерживал. Однако на ней единственной оказалась надета респираторная маска. По цвету кожи очевидно, что раненая много потеряла и крови, и ликры. Я не стал смотреть её перчаткой. Незачем.
– Помогите! Помогите же! – закричал один из мужчин, задохнувшись при этом с натуги.
Инва подошла. Женщину опустили рядом с ней. Прямо на землю. Песок. Открытой раной. Инва присела рядом. Думаю, это она попыталась вести себя вежливо, что странно, ведь мы ещё не оказали помощь локомотиву.
– Слава Сотворителю, вы здесь! Как же хорошо, что вы здесь! Слава… Слава Сотворителю, – тараторил тот, что пониже, утирая лицо от крови и пота полой грязного камзола, – мы ехали в поезде. И вдруг всё это произошло! Я не могу… понять, что с ней. Я сам врач, но я не могу понять, что… что с ней!
Инва поднялась на ноги. Поглядела на женщину мрачно. Я подошёл ближе и объяснил её взгляд, раз уж мы вели себя дружелюбно:
– Прощайтесь.
– Что?! – присел от волнения полненький. – Что?! Нет… вы же… я же… принёс, дотащил! Сделайте же что-нибудь! Возьмите кровь на перчатку! Возьмите кровь на перчатку! Она перестанет терять кровь! Я же вижу, что вы можете! Вы можете!
Мы молчали. Я глянул на Инву. Понял, что свободен возвращаться к своему заданию. Повернулся, чтобы уходить. И тут этот невысокий механоид метнулся ко мне, потянулся к левой перчатке, пристёгнутой к моему поясу. И сделал это не воровато, не исподволь, а открыто и зло – по-хозяйски. Инва не позволила. Отдала знак опасности. Охранник ударил его прикладом. Не слишком сильно. Молча.
– Я сам могу это, будьте вы прокляты, сделать! – заорал мужчина в ответ, аж побелев, почти как та умирающая женщина. – Я – врач! Врач!
Инва второй раз бить не велела. Просто двинулась чуть ближе. Переступила с ноги на ногу. Ближе. И он понял, что всё кончено. Глянул на меня в поисках поддержки, на того высокого мужчину, который помогал ему принести женщину, а затем на неё саму. И упал на колени, будто суставы сломались и отказывались ему подчиняться. Повесил, как на резиновой шее, голову.