17 рассказов
Шрифт:
Что это значит — вот такой разрыв между младшей сестрой и братиком?
А это значит, что родители, видать, хорошо относились друг к другу. Ну да, мы за довольно долгую совместную жизнь убедились, что любим друг друга, девочки растут — это опора в старости, а сыночек (они так, пожалуй, и планировали: вот именно сыночек), а сыночек будет утешением в старости. Ну, так не так, кто ж это знает, но, пожалуй, именно что так.
Муж и жена не расставались ни дома, ни на работе. Он был редактором районной газеты, а она в этой же газете секретарем (и не просто секретарем, но исключительно ответственным, то есть тоже почти начальница).
Трехкомнатная
Теперь по порядку о детях. Старшая — Надя. Отец потом в шутку объяснял, почему назвал дочь именно Надеждой. А мы будем воспитывать в том ключе, что главная задача ее жизни, счастье, если хотите, — заботиться о родителях, когда придет их старость. То есть главный смысл ее жизни не муж, не дети, а папа-мама, — если им хорошо, то и она счастлива. (Шутка, конечно: жизнь — она ведь всех умнее и хитрее, как ты ее ни планируй, но не объедешь ни на какой козе, ни на трезвой, ни на пьяной.)
Поухаживать за родителями Надежде пришлось, но за вовсе не старенькими. Однако не нужно забегать вперед.
Значит, Надежда. Росточка небольшого, стройненькая, светловолосая и сероглазая. Родителей только радовала; училась не просто хорошо, но лучше всех в школе. Даже медаль получила.
Вот тут некоторая странность. Перед девушкой с медалью лучшие институты открыты, а она пошла в финансовый. Словно бы чувствовала, что придут времена, когда ее знания будут нарасхват. Хотя нет, обычная девушка, как она могла знать наперед, что все в стране перевернется и деньги станут главным предметом круговорота веществ в природе. А может, с цифрами ей было интересней иметь дело, чем, к примеру, с людьми.
После института Надежда была экономистом на каком-то заводике, а когда завод накрылся, она даже не успела пристроиться к бирже труда: ее пригласил хозяин новенького предприятия: поверьте, со мной вы не проиграете. И не проиграла. Сперва была экономистом, потом главным экономистом, а потом заместителем хозяина по экономике.
И дела шли так, что она зарабатывала больше, чем все остальные члены семьи, причем вместе взятые. Вот так. Тихая, скромная, небольшого росточка, а попала в нужное место и, главное, в нужное время.
Был у нее кто-либо из существ противоположного пола, не был, сказать трудно. Замуж не вышла. Может, собиралась исполнить то, к чему в шутку готовили ее родители — ухаживать за ними в их старости. Но не получилось.
Теперь вторая сестра, Анна. Тоже тоненькая, светловолосая. Почти всегда смеющиеся голубые глаза. И голос у нее был тихий и певучий, очень добрая улыбка. Училась она похуже старшей сестры, закончила медучилище, долгие годы была участковой сестрой, и больные ее любили. Ну да, улыбчивая, голос певучий и успокаивающий, и руки у вас, сестричка, очень легкие.
Замуж вышла рано, в двадцать лет родила дочку, отселилась от родителей в двухкомнатную квартиру, с мужем прожила восемь лет, покуда он не ушел к другой — видать, покрупнее, пожестче и не такой улыбчивой. Но оказался мужчиной нестервозным: жилье не делил, дочке помогал и, когда нужно было уколы поделать, обращался только к бывшей жене.
Нет, все-таки странно, как быстро летит время. Вот вышла замуж, вот родилась дочка, а вот уже в их квартиру поселился зять, а вскоре и внучка появилась, до изумления похожая на бабушку, и, когда Анна вывозила коляску в парк, все спрашивали: у вас дочка или сынок, — ответив, Анна непременно добавляла: а вообще-то маленькая собачка всегда щенок. Да, время летит как-то неоправданно резво, но ведь с этим не поспоришь, верно?
Да. А теперь о беде семьи, о ее горе — о Борисике, младшеньком братике, о Малыше.
Ну, что говорить о его детстве? Малость балованный (оно и понятно, младшенький ведь), малость хулиганистый (но без приводов в милицию, правда, отца пару раз вызывали к директору школы, это было). Учился средненько, но школу закончил. Даже в институт пытался прорваться, не не получилось, и он загремел в армию. И это было страшно: их Малыш, их Борисик, попал в Афганистан. Нет, ничего там с ним не случилось, попал почти под самый вывод, полгода всего там и пробыл, а потом где-то в средней полосе дослуживал.
Ну, все понятно, радость в семье: Малыш вернулся, и целехонький, и теперь вся жизнь перед ним распахивается — хоть учись, хоть работай, да и новые времена надвигаются, и это надо чувствовать и заранее изготовиться.
Да, но тут вот что получилось: в армию уходил один человек, а вернулся почти что другой. На сестер покрикивает, да и с родителями разговаривает как бы сквозь зубы. Про учебу и заикаться не следовало. Но все же понимал — что-то в этой жизни делать надо: не хочешь шевелить мозгами, шевели руками. Туда-сюда потыркался на простых работах (даже озеленением города занимался), а потом устроился в охрану, друзья помогли: есть какой-никакой боевой опыт. Сперва ларьки охранял, а потом, получается, в рост пошел: охранял большое какое-то заведение.
Там что удобно было: сутки ты с оружием и на посту, а двое суток без оружия и вольная птаха. Вот это больше всего Борисику и нравилось — быть вольной птахой. Поддать с друзьями от души, а хоть бы и под завязку, да на дискотеку сходить, да с девушками познакомиться.
А девушкам он, пожалуй что, нравился: жилистый, как сестры, светловолосый, но, не в пример сестрам, рост за метр восемьдесят.
Да, а время себе летело и летело. Ну, сойдется с кем-нибудь, поживет немножко у подруги — чтоб не слушать упреки родителей и не мозолить им глаза, когда приходишь ночью не вполне ровной походкой. Нет, правда, не пьянчужка же он был, а птица вполне вольная. Как-то бы оно помаленьку все и разрешилось в жизни — ну, попорхал, погулял малость, на то она и отпускается, молодая жизнь, чтоб малость покуролесить, а там, смотришь, понравилась какая-то женщина, да и решил бы дальнейшие поиски хоть на время прекратить, а может, чего на свете не бывает, а хоть, так это к примеру, любовь, а там, глядишь, и чудо великое (это если брать, опять же, к примеру, детей).
И в этом случае надо что-то придумывать, понадежнее охраны. Тем более новые времена пришли, и они именно для молодых, жилистых и горлохватистых.
Но нет. Может, для кого-то на небе и есть счастливая звезда, то светила она не для Борисика. Ему, видать, досталась тусклая и несчастливая звезда.
Словом, горе. Спору нет, ребята приняли хорошо и брели домой не без труда, они могли никого не встретить, и жизнь текла бы себе привычным путем, пока, напомним, не встретилась женщина, которая сказала бы: “А я от тебя, Борисик, жду маленького”, — и он стал бы думать, а чем, интересно, кормить теперь семью, а не только себя самого.