1894. Часть 2
Шрифт:
– Я обратил внимание, что для инженера у мистера Ершова слишком грубые руки, - сказал, любитель поговорить, Стивенс.
– Он любит работу с железом. Коля не белоручка! К тому же его спорт требует набить мозоли в нужных местах, - пояснил Гусев.
– Как он ударил Роберта по печени! Думаю, это очень больно!
– скривил лицо Стивенс.
– Если бы Ершов провел мой коронный удар ногой в это место, то Роберт умер. У Николая
– Он не хочет убивать Вилкокса? Зря. Железный Герцог нам, американцам, мешает.
– Какой же вы жестокий человек, мистер Стивенс?! На вид, душа общества, отличное чувство юмора, не сноб. Прекрасная семья! И тут, нате вам, убить Роберта?! За что? За то, что он любит родину?!
– Нет! Я теоретически!
Ершов мощной атакой, десятком сильных ударов, заставил Вилкокса уйти в глухую оборону. И, неожиданно, ударил Роберта по ноге, выбивая окованным сапогом коленную чашечку. От дикой боли Вилкокс не сдержался и отчаянно завопил. Да так громко и жалобно, что принцесса ринулась на арену, и в последний момент поймала, падающего на камни, Роберта.
– Ты убил его, грязное чудовище!!!
– закричала она в лицо Ершову, хотя, фактически, лицо Виктории находилось на уровне его трусов, принцесса присела под тяжестью тела Роберта.
Ершов смущенно осмотрел свои белоснежные руки, ноги и грудь в поисках грязи, и заметил рядом со своими сапогами шляпу. Николай поднял с камней головной убор Виктории и натянул ей на голову по самые глаза, воспользовавшись тем, что руки принцессы заняты.
– Ваше высочество потеряло шляпку, - Ершов недостойно отомстил Виктории за оскорбление.
Канаки попытались проникнуть на арену, желая помочь принцессе, но Стивенс покачал из стороны в сторону револьвером.
– Вам, мистер Ершов, следует поторопиться. Нужно вступить в права владения, пока туземцы не разбежались, на островах много свободной земли, - посоветовал Николаю Стивенс.
– Ты, Коля, не беспокойся. Я вчера послал в их селение роту казаков, никто не уйдет, остальных туземцев, повяжем здесь, - махнул рукой Гусев, - Вахмистр! Ехим! Окружить туземцев и повязать!
Виктория увидела, что происходит насилие, и возмутилась:
– Как вы смеете!? Еще нет решения верховного суда!
– Ваше высочество! Вы решитесь нарушить договоренность!? Это станет катастрофой для всех сорока тысяч канаков и метисов, - рассердился Стивенс.
– И для вас лично, Виктория, - Гусев остановил четверку казаков, бросившихся с веревками к Вилкоксу и принцессе по команде Ехима Рябого, понявшего команду капитана буквально.
– Никто не обещал отдать вам весь род в рабство, мистер Ершов!
– повысила голос Виктория.
– Я не буду их продавать! Они не рабы! Они будут свободны сразу, как только отработают виру за убийство моих сыновей!
– Королева, помнится мне, согласилась с предложенной мною суммой в двести тысяч долларов. Вы, ваше высочество, можете попросить её величество поступиться десятой частью годового бюджета для освобождения канаков из долговой ямы, - ехидно предложил Стивенс.
– Стивенс, вам прекрасно известно, что бюджет утверждают обе палаты парламента, а в нижней палате у Ершова большинство!!!
– зашипела Виктория.
– Скажите спасибо Ершову, что он не стал поднимать вопрос о бесчестье дочери!
– Бесчестье? Да что тут такого? Да у меня в её годы..., - принцесса остановилась, почувствовав тяжелый, давящий взгляд Гусева. Поперхнулась и замолчала окончательно. Конечно, Виктория, преувеличила, и свой возраст, будучи лишь на два года старше дочери Ершова, и свой "богатый опыт", отличаясь по гавайским меркам на редкость скромным поведением.
* * *
Франческа быстро пришла в себя, но стала сверх раздражительной. То она испытывала отвращение к курам, бегающим по двору. Ершов завел их, в основном, для уничтожения скорпионов, тарантулов и сколопендр. Иначе насекомые слишком расплодились бы в саду с густой зеленой травой и высокими деревьями. Завести обычный английский газон было нельзя, плотная листва деревьев давала великолепную тень. Даже роскошные клумбы и заросли цветов, сверкающих великолепием райских красок, те, что так восхищали Франческу раньше, теперь стали ей ненавистны.
Ананасы, апельсины, бананы, гуава, дыни, клубника, лимоны, манго, и померанцы - всё то, что раньше приводило девочку в восторг, теперь потеряло свою привлекательность.
Соседние дома, построенные из узких кремовых коралловых кирпичиков, казались Франческе вычурными. Саманные постройки канаков она презирала, а свой коттедж из огромных блоков вулканического камня, аккуратно выбеленный мелом, ненавидела.
Кошачьи концерты не давали Франческе спать. Разнообразных диких и домашних кошек, и на самом деле было много, миллионы.
Девочка перестала выходить из дома. На улице она видела толпы одинаковых людей: белокожих, в белых пиджаках, белых жилетах, белых штанах и белых парусиновых туфлях, начищенных мелом; смуглых, как негры, канаков в набедренных повязках и шляпах. Раньше, их приятные черты лица, великолепные черные глаза и полные формы, у женщин даже роскошные, Франческе нравились. Сейчас она называла их не иначе, как обезьянами.
– Коля, отправь Франческу в Канаду, - предложил Гусев.