1894. Часть 2
Шрифт:
* * *
– Ты, инженер, человек ученый. Даже слишком ...
– Почему слишком?
– Когда ты, Николай, нанимал на работу рабочих и мастеров, то перебирал-перебирал, все не те, все безрукие, "от сохи". Мест рабочих много, а набрал ты рабочих всего лишь полсотни.
– Я из Америки лучшие станки заказал. Денег заплатил, страшно сказать сколько. Три парохода своими руками разгружал, - немного приврал
– Научи.
– Я учу. Взял таких, которых можно научить.
– Не по-русски это, Николай! О деньгах твоя забота, а не о людях.
– Это ты про себя? Из последней стычки с "хунхузами" ты привез трофей: две японских винтовки системы Мурата. И объясняешь сослуживцам преимущества трехлинейки. Только у японцев на подходе винтовка Арисака. Этот "сын муравья", увы, обошел Мосина. Как это не прискорбно. Я уже не говорю про Маузер образца этого года.
– Зато трехлинейка проста и надежна.
– И стоит меньше пятидесяти рублей.
– Правильно.
– О деньгах моя забота. И твоя тоже. Ты думаешь, для чего я народ набираю? Станочный парк такой большой? Полсотни гироскопов и энергетических установок для торпед я смогу сделать сам, с помощью привезенных сюда двух десятков инженеров, мастеров и рабочих. Для чего я двигатели выпускаю, примитивные, грубые, простые? Чтобы через год кто-то из этих рабочих сможет собирать моторы для катеров, настраивать их, ремонтировать. Через десять лет тут будет настоящий завод, не хуже столичного.
– Такой впечатление, что о своих железках ты можешь говорить дольше, чем сестры Рыбины о моде!
– Рыжевский вдруг замолчал, и открыл рот, в глупейшей улыбке, - Боже мой! Какая женщина! Откуда она здесь?!
Николай так резко повернулся, забыв обо всех и всяких правилах приличий, что чуть не свалился со стула. Посреди зала замерла огненно рыжая, ослепительно прекрасная женщина, далеко не молодая, лет двадцати восьми - тридцати. "Уже не комсомолка", - мысленно повторил Николай присказку Бузова, пытаясь снять наваждение. Заклинание не подействовало, женщина казалась Ершову по-прежнему божественно красивой. Она достала длинную тонкую сигарету, вставленную в дорогой мундштук, сделала пару шагов, и попросила у Николая огоньку, по-английски. Ершов щелкнул зажигалкой, вызвав у незнакомки удивление, та чуть-чуть приподняла правую бровь.
– Ольга фон Штейн, - представилась.
– Ник .. Ершов, - запинаясь смог выговорить Николай, сглатывая слюну. Он покраснел от осознания сладострастного жара, охватившего его. Ольга одобрительно засмеялась
* * *
Николай не мог заснуть. Ольга лежала рядом, ее тело было совершенным, созданным для соблазна. Даже более чем совершенным, не холодно скульптурным, а волнующе живым. Богиня, спустившаяся на землю.
Светало, Ольга заснула, Николаю не спалось.
"Интересная особа эта Ольга фон Штейн, красавица-шпионка. По-английски она говорит с американским акцентом, похвалилась, что знает еще немецкий и французский. Завтра Клаудия, безусловно, узнает об этом маленьком приключении, и ... что будет! Слезы? Крики? Топанье ногами? Мордобой? Разрыв? Франческа встанет на её сторону. И всё же, устоять было невозможно, необыкновенная женщина! Чтобы "необыкновенная" женщина работала в грязной конторе, наподобие службы Оскара, нужны особые обстоятельства. Надо быть крайне осторожным, а лучше, держаться от нее подальше! Хотя, это выше человеческих сил!"
Николай повесил в шкаф, разбросанную по комнате, одежду Ольги, и спустился вниз. На кухне уже гремели сковородками повара, готовили постояльцам завтрак. Николая выпросил для себя стакан горячего чая с молоком, поднялся в номер и улегся на диване. От Ольги несло табаком, ночью её запах будоражил чувства, на рассвете раздражал и мешал спать.
Как только Николай задремал, ему почудились шаги: шлеп-шлеп. Заскрипели полы, хлопнула дверца шкафа.
– Ой, что это за прелесть, - начала тормошить Николая Ольга.
Она показывала ему вешалку.
– Вешалка для одежды. Скоро и Америка, и Европа будут пользоваться ими. Я разместил заказ на изготовление миллиона вешалок. Деревянные и проволочные, большие и маленькие, для богатых и не очень. Здесь они прижились в ателье и трактирах, удобно, экономят место.
– У тебя много чудесных вещей, "инженер". Зажигалка! Вешалка! Ты вчера обмолвился про электрический свет в доме. Это - большая редкость, - улыбнулась Ольга.
– В Мингородке электричество уже больше десяти лет, а торговый дом "Кунст и Альберс" освещает свой торговый центр, наверное, лет двадцать, если не больше, - заскромничал Николай.
– Преувеличиваешь, инженер! Двадцать лет назад электричества еще не существовало!
– засмеялась Ольга немного хриплым, волнующим Николая, смехом, - Я делала покупки в самых фешенебельных магазинах Лувра, там хвастались, что "русский свет" зажегся у них лет пятнадцать назад.
– На Светланской улице расположен центральный офис. Не в Санкт-Петербурге, не в Москве, не в Гамбурге, Сиднее, Нью-Йорке или Париже, не в других тридцати городах, а именно здесь. Кунст и Альберс открыли здесь даже банк. Поэтому и "русский свет" зажегся раньше, чем в Лувре.
– Но телефонной станции в городе еще нет?
– с надеждой спросила, удивленная прогрессом во Владивостоке, Ольга.
– Нет, - засмеялся Николай, и развел руками, - мы тут тоже, как дикари, обходимся посыльным.