1917 год. Распад

Айрапетов Олег Рудольфович

В это время в Зимнем дворце продолжались консультации, в которых приняли участие Керенский, Некрасов, Савинков и Алексеев. Министра-председателя уговаривали отказаться от заявления, в котором Корнилов открыто назывался бы мятежником. Около 4 часов ночи Керенский, наконец, дал себя уговорить, были вызваны журналисты, но к этому времени было уже поздно. «Очень жаль», – заявил глава правительства³¹. Судя по его поведению, это сожаление не было искренним. Правительство почти сразу же приступило к действиям. Савинков обратился к горожанам с воззванием: «В грозный для Отечества час, когда противник прорвал наш фронт и пала Рига, ген. Корнилов поднял мятеж против Временного правительства и революции и стал в ряды их врагов. Я, управляющий Военным и Морским министерствами, вступив в должность военного генерал-губернатора г. Петрограда,

объявляю населению, что оно должно остаться спокойным. Со всяким, посягающим на завоевания революции, кто бы он ни был, будет поступлено как с изменниками. Пусть население Петрограда знает, что приняты все меры для защиты Родины и Свободы»³².

Тем временем выдвигавшиеся к Петрограду эшелонами конные части начали встречать сопротивление: разбирались железнодорожные пути, в разбросанные по разным веткам эшелоны стали проникать агитаторы, в ряде мест прозвучали и первые выстрелы³³. Генерал-майор князь А. В. Гагарин – командир Туземной дивизии, шедший во главе 3-й бригады, в составе которой находились Черкесский и Ингушский полки, задержался в Гатчине. Город был занят без боя, но в целом обстановка была неясной. Надежной связи с командующим Туземным корпусом генерал-лейтенантом князем Д. П. Багратионом, находившимся в тылу, не было³⁴. Под Павловском идущие в авангарде Ингушский и Черкесский полки были встречены огнем частей, высланных навстречу «корниловцам» Петроградским советом. Имевший в распоряжении всего два кавалерийских полка генерал Гагарин не решился идти на столкновение, не будучи уверен в поддержке корпуса, растянутого по железной дороге в ниточку³⁵.

Обстановка была тревожной и, казалось, (во всяком случае, в Петрограде), абсолютно непредсказуемой. Там боялись удара организованной силы, который сметет всех так, как смела горстка толпу вооруженных демонстрантов в июле. До такого удара дело не дошло. Члены правительства, ушедшие в отставку, не исключая кадетов, обсуждали ситуацию и не находили выхода из кризиса. Кто-то предложил кандидатуру Алексеева на место главы правительства. Совещание быстро пришло в тупик. Ближайший советник министра-президента Некрасов «лежал на диване и угрюмо молчал». Колебавшийся Керенский знал: в соседней комнате его ждет депутация от Совета, которая хочет предложить ему свою помощь³⁶. Дискуссия, безусловно, выявила только одно: Керенский и его сторонники опасались больше Корнилова, чем большевиков. В конце концов Некрасов даже предложил Керенскому уйти в отставку и поручить оборону города Советам³⁷.

К вечеру решение было принято. Будучи уверен, что Советы не потребуют от него отставки или передачи власти Алексееву, министр-президент решил обратиться за помощью к ним³⁸. В 22:00 28 августа (10 сентября) в штабе Петроградского военного округа состоялось совещание представителей комитетов гарнизона и приглашенных начальствующих лиц. На собрании с горячей речью о защите правительства, свободы и революции выступил Керенский. Ему долго аплодировали и решили поддержать³⁹. Обещанная поддержка сразу же дала о себе знать.

ЦИК Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов и ЦИК Всероссийского съезда крестьянских депутатов выступили с призывом: «Товарищи офицеры и товарищи солдаты! Генерал Корнилов поднял восстание против революции и Временного правительства. Он хочет восстановить старый строй и лишить народ земли и воли. Ради своей преступной цели он готов открыть фронт германцам и готов продать Родину»⁴⁰. Неудивительно, что после этого на улицах Петрограда заговорили о «помещиках-реставраторах», а некоторые из большевистских агитаторов начали объяснять слушателям, что Корнилов хочет ввести крепостное право⁴¹.

Активная поддержка Советов резко изменила положение. Уже 28 августа (10 сентября) в столице начали формироваться вооруженные рабочие формирования. В кратчайший период в них записалось около 25 тыс. человек⁴². Практически все крупные пехотные части гарнизона Петрограда выделили сводные отряды для борьбы с Корниловым. Их численность на 29 августа (11 сентября) составила 12 тыс. человек. Это была пехота, занимавшая оборону под городом. Кроме того, для овладения станциями Дно и Сольцы из запасных кавалерийских частей был образован сводный отряд численностью до 5 тыс. человек⁴³. Очевидно, не стоит преувеличивать боеспособность вооруженных рабочих отрядов и импровизированных соединений, составленных из запасных. В случае столкновения с дисциплинированной и имеющей боевой опыт силой эти большие числа были обречены на разгром, но таковой силы, готовой к решительным действиям, у Главковерха не было.

Уже 29 августа (11 сентября) Временное правительство известило фронт и тыл телеграммой: «Мятежная попытка генерала Корнилова и собравшейся вокруг него кучки авантюристов остается совершенно обособленной от всей армии и флота. Главнокомандующие фронтами, за исключением главнокомандующего Юго-Западным фронтом Деникина, остались верными Временному правительству, призвав к тому же вверенные им войска»⁴⁴. Даже войска, направленные Корниловым на столицу, и их командиры все более и более теряли представление о происходившем. Они попросту не понимали суть конфликта между Главковерхом, военным министром и главой правительства⁴⁵.

Утром 29 августа (11 сентября) получивший приказание Главковерха вступить в командование 3-м конным корпусом генерал-майор П. Н. Краснов не смог принять его от Крымова: с его распоряжениями он познакомился по пути на станцию Дно, куда отправился вместе с генералом Д. П. Багратионом для того, чтобы разобраться в ситуации. Сделать это было очень непросто: «Приказ Крымова говорил о том, что делать, когда Петроград будет занят, какой дивизии занять какие части города, где иметь наиболее сильные караулы. Все было предусмотрено: и занятие дворцов и банков, и караулы на вокзалах, железной дороге и телефонной станции, в Михайловском манеже, и окружение казарм, и обезоружение гарнизона – не было предусмотрено одного – встречи с боем до входа в Петроград. Сам Крымов был в Пскове, но собирался мчаться дальше в самый Петроград, впереди своих войск»⁴⁶.

В результате в полной неразберихе было принято решение из 86 эскадронов и сотен корпуса и Туземной дивизии двинуть в направлении на Павловск и Царское Село одну бригаду, которая столкнулась на подходе к ним с отрядами революционных солдат и красногвардейцев. Особой стойкостью оборона не отличалась, но дело решила масса. Восемь сотен неполного состава просто не могли добиться успеха и отошли. «Вместо того чтобы бить кулаком, – вспоминал Краснов, – ударили пальчиком – вышло больно для пальчика и нечувствительно тому, кого ударили»⁴⁷. 29 августа (11 сентября) на военное положение была переведена Москва с прилегающим к ней уездом, Керенский и Савинков подписали приказы об аресте и последующей отдаче под суд «за мятеж» генералов Л. Г. Корнилова, А. С. Лукомского, С. Л. Маркова, В. Н. Кислякова⁴⁸. Части, которые по плану должны были двигаться на Петроград, застряли без движения, рассредоточенные вдоль железной дороги. Не обеспеченные надежной связью, продовольствием и водой, они легко стали переходить к контактам с местным населением, среди которого находилось немало пропагандистов. К вечеру командиры начали утрачивать контроль над подчиненными, которые все больше стали сомневаться в законности своих действий. Как выяснилось, никакого выступления большевиков в столице не было, и, следовательно, офицеры обманывали солдат⁴⁹.

30 августа (12 сентября) Керенский назначил себя Главковерхом, а Алексеева – начальником своего штаба⁵⁰. Вступая в должность, победитель явно надеялся выполнить, хотя бы частично, программу поверженного врага по восстановлению контроля над армией. Утром этого дня перспективы выступления Корнилова были уже более или менее ясны, и поэтому в первом приказе нового Верховного главнокомандующего чувствовались нотки торжества победителя: «Вступая в верховное командование всеми вооруженными силами Государства Российского, я заявляю о своем полном доверии всем чинам армии и флота, генералам, адмиралам, офицерам, солдатам и матросам, вынесшим на своих плечах тяжкое испытание последних дней. Полугодовой опыт свободной жизни не мог не убедить каждого, что всякие крайние, неразумные требования, неисполнимые в данную минуту, откуда бы таковые требования ни исходили, приводят лишь к потрясениям государства. Пусть помнят же впредь, кто бы он ни был – генерал или солдат, что малейшее неподчинение власти будет впредь беспощадно караться. Довольно играть судьбой государства»⁵¹.