1917 год. Распад

Айрапетов Олег Рудольфович

Тем же декретом, которым вводилось республиканское устройство (никак, кстати, не описанное), вся полнота власти в стране была передана Совету Пяти – пяти лицам из Временного правительства во главе с Керенским⁷⁰. В него вошли министр иностранных дел Терещенко, военный министр генерал-майор Верховский, морской министр контр-адмирал Вердеревский и министр почт и телеграфов Никитин⁷¹. Правительственная пресса курила «старому солдату революции» фимиам, максимально используя факт временного союза его с Алексеевым. «А. Ф. Керенский, – отмечал в статье «За работу» Борис Гуревич, – как человек, искренне любимый солдатами, вряд ли заменим на своем посту в данный момент. Его твердая поддержка поможет офицерскому составу и генералу Алексееву довести до желанного конца дело сближения солдата и офицера, дело взаимного доверия.

И если эти два имени стоят рядом – имя лучшего ученого работника, целые годы бывшего душой армии, и имя любимого солдатами их вождя – можно верить в победу над темными силами, ищущими мятежа и глубоко чуждыми делу обороны»⁷².

Естественно, что никто уже не вспоминал, как, кем и при каких обстоятельствах «лучший ученый работник» и «душа армии» оказался отстраненным от командования ею. Ведь на него возлагались столь звонкие надежды! Первоначально все действительно обстояло неплохо. Уже 2 (15) сентября последовало сообщение об аресте Корнилова и о том, что его мятеж привел к результатам, обратным планируемым⁷³. Впрочем, арест тоже явно шел не так, как хотелось бы Керенскому. Фактически это была передача командования, при которой проигравшая сторона вела себя достаточно твердо. В момент ареста Главковерха текинцы чуть было не оказали вооруженного сопротивления и подчинились только его личному указанию. При самом аресте и после него все внутренние посты в здании, где находился Корнилов, были заняты солдатами этого полка. У дверей генерала днем и ночью дежурили два текинца с обнаженными клычами⁷⁴.

Корнилов прочитал Алексееву телеграмму на имя главы правительства, текст которой был подготовлен Лукомским: «Если будет объявлено России, что создается сильное правительство, которое поведет страну по пути спасения и порядка, и на его решения не будут влиять различные безответственные организации, то ген. Корнилов немедленно примет со своей стороны все меры к тому, чтобы успокоить те круги, кои шли за ним. Генерал Корнилов еще раз заявляет, что лично для себя ничего не искал и не ищет, а добивается лишь установления в стране могучей власти, способной вывести свободную Россию и армию из того позора, в который они ввергнуты нынешним правительством. Никаких контрреволюционных замыслов ни генерал Корнилов, ни другие не питали и не питают. Генерал Корнилов требует, чтобы правительство немедленно прекратило дальнейшую рассылку приказов и телеграмм, порочащих его, Корнилова, еще не сдавшего верховного командования, и вносящих смуту в стране и войсках. Со своей стороны, генерал Корнилов обязуется не выпускать приказов к войскам и воззвания к народу, кроме уже выпущенных»⁷⁵.

Телеграмма была уже отправлена Керенскому, и в этот текст были добавлены требования прекратить преследования генералов и офицеров, в том числе немедленно прекратить предание суду Деникина и его подчиненных, прислать в Ставку Алексеева. Сам тон этих условий и требований, которые не могли исходить от побежденного, не могли не задеть Керенского⁷⁶. Что касается Михаила Васильевича, то он явно не увидел здесь ничего, противоречащего его собственным взглядам. В ответ Алексеев заявил: «Я заинтересован только в том сейчас, чтобы отданы были распоряжения выполнять ваши оперативные указания и приказы по управлению войсками. Мольба о сильной крепкой власти, думаю, есть общая мольба всех любящих родину и ясно отдающих себе отчет в истинном ее положении. Поэтому вы можете быть убеждены в самой горячей поддержке вашего призыва, но каков будет результат – пока сказать не могу»⁷⁷. Это не был разговор арестованного с конвоиром. Более того, Алексеев просил Корнилова сохранить в руках управление войсками, и тот согласился⁷⁸. Впрочем, поддерживать это соглашение долго было уже невозможно.

Требования Корнилова не были выполнены. В Орше начал собираться отряд для того, чтобы далее двинуться на Могилев и произвести аресты Корнилова и его окружения. В Могилев готовился выехать из Москвы вместе с «крупным вооруженным отрядом» и Верховский. Он также собирался произвести аресты «заговорщиков». Их жизни оказались под серьезной угрозой⁷⁹. В Москве началась посадка в эшелоны пехоты, артиллерии и броневиков, которую Верховский отменил только после того, как получил известие из Ставки о том, что Алексеевым проведены аресты⁸⁰.

В ночь на 3 (16) сентября Корнилов сдал командование Алексееву и переехал из губернаторского дворца в гостиницу «Метрополь». За ним последовали начальник штаба Ставки генерал А. С. Лукомский, генерал-квартирмейстер И. П. Романовский и группа его сторонников – офицеры штаба, весь Главный комитет Союза офицеров, члены Государственной думы Новосильцев и Аладьин, всего до 35 человек. Формально они были арестованы и находились под охраной текинцев и корниловцев⁸¹. В Могилеве располагался и пробольшевистски настроенный Георгиевский батальон: отношения между ним, текинцами и корниловцами колебались на грани открытого столкновения⁸². Алексеев крайне лаконично известил Керенского: «Около 10-ти часов вечера генерал Корнилов и т. д. арестованы»⁸³. Это дало возможность Керенскому заявить о том, что гарнизон Могилева полностью подчиняется власти правительства. В тот же день в 23:00 сюда выехала следственная комиссия⁸⁴.

Вместо заключения

Падение Корнилова и провозглашение республики почти совпали по времени. Империя перестала существовать юридически, а человек, отстаивавший сохранение дисциплины в армии и порядок в стране, оказался в тюрьме. Разгром сопротивления со стороны генералов состоялся. За 6 месяцев существования Временного правительства сменилось 4 Главковерха – Алексеев, Брусилов, Корнилов, Керенский¹. Кандидат в Наполеоны также не задержался в Могилеве, поручив верховное главнокомандование генералу Н. Н. Духонину. Последний пришел в Ставку как креатура Гучкова, заместив генерала В. Н. Клембовского на посту начальника штаба². Чехарда главковерхов по интенсивности не уступала министерской в конце правления Николая II.

Уважение к себе новые власти пытались вернуть преобразованиями, смысл которых дано было понять немногим. Между тем результат этой деятельности уже не вызывал ни у кого сомнений ни в самой России, ни за ее пределами. Провозглашение республики и введение пентархии не прибавило авторитета за рубежом ни Керенскому, ни возглавляемому им правительству, ни гибнущей стране. «Можно с уверенностью сказать, – вспоминал русский дипломат, – что после корниловского эпизода английское правительство “махнуло рукой” и ожидало казавшегося ему неминуемым краха Временного правительства»³. Правительство это было уже правительством только по названию. Оно практически не контролировало ни флот, ни армию. Этим занимались резко усилившие свое влияние большевики. Тем временем массы расправлялись с врагами революции, настоящими и выдуманными. Под подозрение было легко попасть, последствия революционной бдительности часто становились неизбежными. В стране уже шла гражданская война как высшая форма классовой борьбы или, как сказали бы сегодня, культурной и социальной нетерпимости.

Всей России было известно о новых массовых избиениях офицеров и генералов: в Выборге были зверски убиты командир 42-го армейского корпуса генерал от кавалерии В. А. Орановский и несколько десятков офицеров⁴. Фактически одним ударом всего за один день штаб корпуса был уничтожен⁵. «Очевидцы передают, – сообщал орган Военного министерства, – такие ужасы о резне офицеров и гнусных насилий над их женами, перед которыми бледнеют самые дикие картины средневековья»⁶. Жертвами были люди, подозреваемые в симпатиях к Корнилову. Поначалу их арестовали и поместили в гауптвахту. Вскоре это здание было окружено солдатами, требовавшими выдать арестованных на самосуд. Уговоры не помогли, и представители свободы прорвались через караул, вытаскивая заключенных на улицу к расположенному поблизости мосту.

Свидетель произошедшего описал случившееся следующим образом: «…бьют по лицу, голове и во что придется кулаками, ногами и прикладами, они все просили помилования, но от товарищей того не было. Жалко было смотреть, как одного генерала тащили по мостовой; лицо его было все в крови, он ничего не говорил, а только крестился. Тащили и несли их на мост, где бросили в воду. Они плывут к берегам, они плывут туда, где видят свою жизнь, карабкались и цеплялись за все то, что может спасти жизнь, в таком случае у каждого человека бывает еще надежда на спасение, они думали и хотели жить. Но нет, увы, многие из товарищей солдат не давали пощады, они начали расстреливать ищущих спасения, они начали добивать их обломками бревен, поленьями и всем, что попало под руку»⁷.