1917 год. Распад

Айрапетов Олег Рудольфович

Всего по официальным данным погибло 42 и пропало без вести (в глубоком тылу!) 60 офицеров. Известия о революционных самосудах широко распространялись в газетах⁸. Правительство не нашло поначалу ничего лучшего, как высказать свое недоумение, ведь эти офицеры поддержали его во время «мятежа»⁹. Офицерские погоны часто становились достаточным основанием для подозрений и доказательством обоснованности действий масс. К сожалению, случаи, подобные выборгскому, не были исключением. ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов издал воззвание к солдатам: «Солдаты Российской Революции. Сдержите свой гнев. Не надо расправ и самосудов над офицерами.

Среди них огромное большинство наши товарищи по оружию»¹⁰.

Во флоте положение было гораздо более тяжелым. Он давно уже превратился в вольницу, не подчинявшуюся Временному правительству. Еще 7 (20) июля собрание судовых комитетов и ЦК Балтфлота приняло резолюцию о признании только той власти, которая будет «выдвинута из состава» Всероссийского Исполкома Советов¹¹. Одним из центров большевистского влияния на Балтике был дредноут «Петропавловск». Еще в июле 1917 г. его представитель – некто Семен Вольный – открыто заявлял в газете «Волна»: «Мы ни от чего не отказываемся. На наш могучий дредноут затявкали все наступленческие шавки и зарычали все овчарки, охраняющие несгораемые шкапы господ буржуев. Да, “Петропавловск” требовал наступления не на немцев, а на буржуазию и не суда и казни для солдат, а земли и воли народу. Как же не тявкать и не рычать псам облезлым»¹².

В сентябре у «вольных» появилась очередная возможность открыто свести счеты с классовыми врагами. Теперь это было можно. Уже в ходе борьбы с Корниловым ЦК Балтфлота заявил решительный протест против тех, кто распространял слухи о нежелании флота сражаться, и потребовал «народного суда» над клеветниками¹³. После победы над «мятежом» настало время этого суда. На Балтике Советы потребовали от всех офицеров подписок о верности, отказавшихся изгоняли¹⁴. 30 августа (12 сентября) Центробалт принял такое решение, и уже 1 (14) сентября его жертвами стали 1 лейтенант и 3 мичмана с «Петропавловска»¹⁵. Их арестовали, вывезли на берег в Гельсингфорс и там расстреляли на глазах у гуляющей публики¹⁶. Мало того, перед убийством четырех офицеров еще долго и зверски мучили¹⁷.

Вице-адмирал Максимов делал заявления о том, что флот никогда не поддерживал Корнилова, а его офицеры даже не имели своих представителей в Главном комитете Союза офицеров в Ставке, – ничего не помогало¹⁸. Безнаказанность стала демонстрацией силы, добивавшей остатки старой дисциплины. Сторонники «правительства» даже и не думали защищать ее, считая, что интеллигенция совершила ошибку, оторвавшую ее от «трудовой демократии»¹⁹. Временное правительство было проинформировано о случившемся Центробалтом 1 (14) сентября и поначалу ограничилось осуждением и запретом требовать от офицеров подобного рода подписки²⁰.

«Результаты Корниловского выступления показали, – вспоминал В. Чернов, – что в стране тогда дул такой могучий стихийный ветер в левую сторону, что он буквально сметал все, что пыталось ему сопротивляться»²¹.

Эсеры еще надеялись поймать этот ветер в свои паруса. Поэтому они не протестовали против чисток армии и флота, но Керенский распорядился немедленно прекратить самосуды и расправы над офицерами²². 3 (16) сентября глава Временного правительства дал телеграмму в Гельсингфорс: «Требую немедленного прекращения отвратительных насилий, чинимых позабывшими свой долг и совесть командами, прикрывающими свои преступления спасением родины и свободы, а в действительности вносящими полный развал в боевую готовность флота перед лицом врага и поэтому являющимися изменниками родины. Позорные контрреволюционные действия убийц и насильников лягут несмываемым пятном на все команды Балтийского флота. Жду немедленных донесений о восстановлении порядка»²³.

Ждать пришлось недолго, но ожидания оказались безнадежными. Будущее страны после падения Корнилова стало самым неопределенным, но в приходе к власти единственно сильной личности среди политиков того времени никто из серьезных современников уже не сомневался. Российская империя перестала существовать, война продолжалась, но столь неопределенным и нерешительным образом, что конец ее был вопросом времени.

Примечания

Правительство, Дума и общественные организации в начале 1917 г.

¹ Речь. 28 дек. 1916 г. (10 янв. 1917 г.). № 356 (3739). С. 3.

²Беннингсен Э. [П.] Первые дни революции 1917 года // Возрождение. Париж. 1954. № 34. С. 116.

³ Правительственный вестник. 8 (21) янв. 1917 г. № 6. С. 1; Русский инвалид. 8 янв. 1917 г. № 7. С. 1.

⁴ Там же.

⁵ Русский инвалид. 24 янв. 1917 г. № 23. С. 1.

⁶Григорович И. К. Воспоминания бывшего морского министра. СПб.1999. С. 193.

⁷Беннингсен Э. [П.] Указ. соч. С. 117.

⁸ Правительственный вестник. 5 (18) янв. 1917 г. № 4. С. 1; Русский инвалид. 6 янв. 1917 г. № 6. С. 1.

⁹ Утро России. 5 янв. 1917 г. № 5. С. 2.

¹⁰ Там же.

¹¹Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. М. 1996. Т. 2. С. 59; см. также: Gourko B. Memories and impressions of war and revolution in Russia 1914–1917. Lnd. 1918. P. 227.

¹² Утро России. 6 янв. 1917 г. № 6. С. 2.

¹³ Правительственный вестник. 5 (18) янв. 1917 г. № 4. С. 1; Русский инвалид. 5 янв. 1917 г. № 5. С. 1.

¹⁴Gourko B. Op. ск. P. 227, 229.

¹⁵Верховский А. И. На трудном перевале. М. 1959. С. 131.

¹⁶ Дневники Николая II. М. 1991. С. 618.

¹⁷ Известия Центрального Военно-Промышленного комитета. 14 янв. 1917 г. № 191.

С. 3.

¹⁸Buchanan G. My mission to Russia and other diplomatic memories. Lnd. 1923. Vol. 2. P. 41.

¹⁹Hoare S. The Fourth Seal. The End of the Russian Chapter. Lnd. no date. P. 126.

²⁰Верховский А. И. На трудном перевале. С. 143.

²¹Воейков В. Н. С Царем и без Царя (Воспоминания последнего Дворцового Коменданта Государя Императора Николая II). Гельсингфорс. 1936. С. 175; The Times History of the War. Part 63. Vol. 5. Nov. 2, 1915. P. 416.