1924 год. Старовер
Шрифт:
Когда мы еще только подъезжали, я попросил Михаила обо мне много не говорить. Егор, старовер, хочет продать лошадь – и все, на этом и договорились. Правда, особой веры у меня к нему не было, да и пообещал он легко, а самое главное, что ему сказал отец, то он и сделает.
– Семен! Здорово! А вы, Настасья Андреевна, все хорошеете! – закричал в ответ сын Дорохова. – Прямо как яблочко наливное, румяное и крепкое!
– Ты это к чему, Мишенька, мне похвалу поешь? – с легкой усмешкой, чисто по-женски изогнув стан, выставив
– Не, я еще молодой! Не нагулялся вдоволь! – направляясь к ним, ответил Михаил под смех парочки. – Как у вас? Все живы-здоровы?
– Не жалуемся, а так, как выйдет, потому как под богом ходим. У вас что? Как батя?
Я остался стоять у лошадей, делая вид, что с любопытством оглядываюсь по сторонам. Пока Мишка обменивался любезностями и новостями, я оценивал обстановку. Мужчина, которого я заметил в сарае, пропал. Не вышел, голоса не подал. Раз – и нет его.
– Егор, чего стоишь как не родной! Иди к нам! – позвал меня Мишка. – С хозяевами познакомлю!
Неторопливо подошел, по пути оценивая эту парочку. Женщине было лет тридцать пять, высокая грудь, большие, подернутые голубоватой поволокой темные глаза и крутые бедра. Она окинула меня оценивающим взглядом, чуть улыбнулась, приосанилась, и я понял, почему сын Дорохова просто ест ее своим взглядом. Из этой женщины прямо рвалась наружу животно-чувственная страсть, которая заставляла мужскую душу неистово ее желать.
«Как есть ведьма! – неожиданно подумал я, встретившись с ней взглядом, а затем отведя глаза к ее полному удовольствию. – И ведь не скажешь, что красавица».
Мужчина, стоявший с ней, тех же лет, жилистый и крепкий, смотрел на меня с приветливой полуулыбкой, но при этом его взгляд оставался холодным и острым.
«Тот еще волчара. Насчет конокрадов я не ошибся, а может, здесь и еще чего похуже. Ну, Антип, если ты дурное задумал, пожалеешь».
– Хорошего дня вам, люди добрые. Зовут меня Егор, – я назвался этим именем, решив пока не светить свой документ.
– Меня Семен, – представился мужчина. – А это Анастасия, самая главная хозяйка здесь.
Кивнув головой, я бросил взгляд на Мишку. Тот наконец отвел глаза от прелестей женщины и сказал:
– Мы тут по делу. Поговорить надо.
– Тогда пройдемте в дом. Чайку попьем и по делу покалякаем. – Когда Мишка оглянулся на лошадей, усмехнулся. – Не волнуйся, Мишаня, вещички ваши сейчас принесут. Васька!
– Вы проходите, гости дорогие, проходите, – и женщина пошла вперед.
Разворачиваясь к двери, я еще успел заметить, как из-за угла дома выскочил плотный паренек лет четырнадцати. Спустя десять минут, когда мы уже сидели за столом, он же принес наши седельные сумки и Мишкины мешки. Стоило Ваське убежать, как Семен спросил у Михаила:
– Так что у нас за дела?
– Перво-наперво поговорим за лошадей, на которых мы приехали. Их надо продать.
Семен внимательно посмотрел на Мишу, потом на меня, затем протянул:
– Ну-у-у…
– Они чистые, тут без обмана. Желательно по настоящей цене.
– Так уж и чистые? – усмехнулся Семен.
– Под людьми Вешателя ходили, – солидно сказал Михаил. – Еще четырех дней не прошло. Так, Егор?
Я согласно кивнул головой.
– О как! – натурально удивился мужчина. – Теперь они, значит, им без надобности?
– Постреляли их всех, – веско сказал Михаил. – Если будет интерес, расскажу.
– Отчего же нет, обязательно послушаем. Говорят, у вас там поезд с богатой казной взяли. Левша?
– Левша, – подтвердил сын Дорохова. – Вот только насчет казны ничего не знаю.
– Ладно. Ты чего сам привез?
– Есть меховушка и еще кое-что, но об этом разговор после будет. Как насчет баньки?
– Пару-тройку часов отдохнете, гости дорогие, а там и банька поспеет. Пойду, прямо сейчас распоряжусь, – и женщина поднялась с места.
Не успела она выйти, как я спросил Семена:
– Могу я поспать где-нибудь на свежем воздухе?
– На свежем? – усмехнулся мужчина. – Раз так, пошли, парень.
Забрав седельные сумки, я вслед за Семеном вышел на крыльцо, где на ступеньках сидел знакомый мне паренек. При виде нас он вскочил на ноги. Лицо серьезное, неулыбчивое, совсем как у взрослого, у которого какая-то тяжесть лежит на душе.
– Васька, проводи человека на свое место жительства. Желает он спать на свежем воздухе.
– Пошли, – и паренек зашагал вперед, показывая дорогу.
Обойдя дом, мы зашли за вторую избу, где я увидел приставленную к стене лестницу, ведущую на чердак.
– Лезь наверх, – сказал мне немногословный парнишка. – Когда будить?
– Как банька готова будет.
Он кивнул головой, дескать, понял, и пошел обратно.
На слое сена лежал старый тулуп, от которого шел слабый запах колесной мази, а рядом лежало свернутое грубое солдатское одеяло. Усевшись, первым делом проверил кольт и револьвер. Оружие было завернуто в старый плащ-дождевик, который мне отдал Кац, поэтому прощупать его было весьма сложно, а времени, чтобы развернуть и достать, у подростка просто не было.
Чердак был большой, так что мне без труда удалось найти тайное место, где можно было спрятать оружие. Оглядел, потом подумал: «Если зададутся целью, то найдут».
Отойдя подальше от тайника, расстелил плащ, улегся и почти сразу заснул.
– Эй! Вставай! Ждут тебя уже, – неожиданно раздался чей-то голос, прорвавшийся сквозь сон. Мне снилось что-то хорошее, но что именно, уже не помнил. Приподнял голову, зевнул и только потом спросил:
– Кто ждет?
– Сам увидишь, – буркнул парнишка, стоявший на верхних ступеньках лестницы.