1924 год. Старовер
Шрифт:
По глазам резанула стоящая на перекрестке группка мальчишек, одетых в немыслимое рванье. Трое из них стрижены почти наголо. Уже потом я узнал, что это беглецы из приемника. Во время облав их отлавливали и сдавали в приемники, где мыли, стригли, а одежду пропаривали, после чего отправляли в детские дома, но подростки по дороге или прямо из приемника довольно часто бежали. Прохожие, как было видно, старались их обходить как можно дальше.
Из транспорта на улицах были пролетки и ломовые телеги. Встречались и грузовые автомобили,
– Беру старье! Тряпки! Кости!
В толпе прохожих бегали мальчишки-газетчики, выкрикивая заголовки новостей. На стенах домов и афишных тумбах висели объявления, реклама и плакаты политического содержания. Проехали под транспарантом, натянутом на фонарях, с неопределенной надписью: «Выполним план великих работ». На следующем перекрестке стоял подросток с лотком, на котором лежали пачки папирос и сигарет.
– Зефир! Зефир! Лучшие папиросы – почти даром! – крикнул он, когда мы проезжали мимо. – Наш выбор – папиросы «Ява»! Других курить не надо!
Семен слегка повернул голову в мою сторону, и через плечо бросил:
– Ты как, старовер? Кокаинчику не желаешь?
После этого непонятного мне вопроса, оба весело рассмеялись, словно Семен удачно пошутил. Позже я узнал, что у продавцов папирос без особых проблем можно было купить порцию кокаина.
Глава 6
Телега остановилась около двухэтажного деревянного дома, расположенного на широкой улице. Спрыгнув с телеги, быстро огляделся: все дома на этой улице были крепкие, солидные, словно срубленные на века. Очевидно было даже мне, что здесь когда-то жила зажиточная публика.
Мы спрыгнули с телеги. Лавка не работала, несмотря на то, что ставни были широко распахнуты. Семен подошел к двери, попробовал открыть, а когда не получилось, по-хозяйски, громко, стал стучать кулаком. Редкие прохожие, проходя мимо, с любопытством наблюдали за Семеном. Спустя пару минут дверь открылась, и на пороге появилась фигура человека. Молодой парень, моих лет, с заспанным, мятым лицом. Еще не разглядев, кто перед ним, он хрипло крикнул:
– Я тебе сейчас постучу по голове, мать…
Быстрым и неожиданным движением Семен сильно ударил стоявшего перед ним парня в солнечное сплетение, от удара того сразу согнуло пополам. Он скорчился, выпучив глаза и судорожно хватая ртом воздух. Семен небрежно оттолкнул его и зашел внутрь. Мы с Мишкой подошли ближе. Через проем двери было видно как парнишка с трудом разогнулся, с шумом вздохнул воздух и только тогда заговорил:
– Семен Григорьевич, простите, бога ради! Не рассмотрел с ходу…
– Где Прохор, ракло?! – перебил его Семен.
– Так он… ушел, с бумагами, – растеряно пробормотал парень, скривившись и держась за живот. – Сказал, позже будет.
– Фуфло гонишь, глупарь?!
– Нет. Нет! Как есть правду говорю!
– Гляди у меня! Склад привели в порядок?
– Все в порядке! – боязливо отрапортовал парнишка, стараясь при этом держаться как можно дальше от Семена. – И бумагу Прохор Петрович составил.
– Старовер, ходь сюда! – Когда я перешагнул порог и встал рядом с ним, тот своеобразно представил меня парню. – Смотри на него, фуцан позорный! Он будет тут кладовщиком. Бумагу, что составили, ему отдайте. А теперь давайте живо разгружайте телегу, только то, что под рогожкой лежит, не трогайте.
Таская мешки в лавку, я накоротке познакомился с парнем, который назвался Ленькой. Когда мы все выгрузили, Семен ткнул в корзины и мешки пальцем и сказал:
– Эй, старовер, ходь сюда, – когда я подошел, он продолжил. – Все это запишешь в бумажку. И еще. Прохору передайте: завтра пусть открывает лавку.
– Эй! Чего топчетесь! – крикнул он уже нам с Мишкой, выходя на улицу. – Поехали!
Мы снова сели в телегу. Семен тронул вожжи, и мы неторопливо поехали по улице. Я оглянулся, парень стоял у двери с растерянным лицом и чесал в затылке. Какое-то время ехали, потом наш возница остановился. Бросил взгляд по сторонам: вывески «Аптека» нигде не было.
– Я дальше еду, – объяснил Семен и указал нам направление. – Канайте по той улице. Тут минут десять ходу до той аптеки. Сделаешь дело, старовер, и назад в лавку. Понял?
– Понял, Семен Григорьевич.
– Вот и ладно, а ты, Мишка, как закончишь свои дела, подходи в шалман на Горелой. Как найти его, я тебе объяснил.
На поиски аптеки, закупку и упаковку лекарств у нас ушло около часа. Вышли, а затем попрощались.
– Ну, бывай, Егор.
– Привет бате и Кацу передавай. Ежели кто из них приедет в город, буду рад видеть.
Дорогу с первого раза не запомнил, пришлось спрашивать у дворника-татарина.
– Вот туда ходи! На Гостиную ходи, а там ходи до дома Зельмановича…
– Кто такой Зельманович?
– Большой человека! У него магазины и кондитерская был. Он еще почетный гражданина был. Медал имел.
– Бог с ним. Дальше как идти?
– Там ходи в Покровский мал-мал улица. Дальше…
– Переулок, что ли?
– Ага!
Названия запоминать не стал, главное, уловил направление и, поблагодарив дворника, пошел дальше.
Дверь лавки была закрыта, но не заперта. Зашел. Ленька протирал полки, стоящие за прилавком, какой-то цветастой тряпкой. Увидев меня, насторожился. Он еще не понял, что за тип пришел.
– Ну что, давай по-настоящему знакомиться, – первым протянул я руку. – Егор Аграфов.
– Леонид Шустров. Можно Леней. Раньше о тебе не слышал. Ты откуда?
– Недавно в ваших краях. Мишку видел, что был со мной? Он сын хошего приятеля Терентия Степановича, вот его и отец и замолвил за меня словечко.