1924 год. Старовер

Тюрин Виктор Иванович

– Ниночка, радость моя, а если нам еще выпить, а затем сыграть заключительную сцену в вашем спектакле?

Девушка сделала большие глаза, словно не понимая, что я имел в виду, но при этом согласилась с моим предложением. Вторую бутылку вина мы открыли на той самой кровати, которая являлась основным и главным реквизитом спектакля.

Горячая кровь пополам с вином ударила нам в голову. Схватив ее за плечи, начал жадно целовать пухлые губы, вбирая в себя тепло и упругость девичьей груди, потом стал гладить крутые бедра, все больше задирая ее юбку.

Нина почти не сопротивлялась, только перебирала

и гладила мои волосы, а затем стала тихонечко постанывать, когда мои пальцы добрались до внутренней части ее бедер. Дальше, как пишут в любовных романах, все слилось в безумстве неистовой плоти и любовных ласк.

Девушка неожиданно оказалась любвеобильной и чувствительной натурой, прикрывая ладошкой рот, она то и дело сладострастно стонала, изгибаясь всем телом, при этом возбуждая меня еще больше. Полночи мы, наслаждаясь, не могли оторваться друг от друга. Когда наконец поняли, что устали, и раскинулись, тяжело дыша, на влажных простынях, девушка тихо сказала:

– Мне никогда не было так хорошо. Ни с кем.

– Мне тоже, радость моя.

Потом мы уснули и проснулись уже поздно, около половины десятого. На завтрак у нас была половина бутылки вина, подсохшие пирожные и конфеты, после чего мы с новой силой занялись сексуальной гимнастикой.

Расстались мы с Ниной в четверть двенадцатого. Мы не давали друг другу обещаний, не назначали новых встреч. Один легкий поцелуй, и разошлись в разные стороны. Просто встретились два человека. Мне нужна была женщина, ей – мужчина.

Вернувшись в гостиницу, привел себя в порядок. Спустившись вниз, я наткнулся на взгляд хозяина. Подошел, поздоровался.

– Ничего ночью не слышали? – поинтересовался хозяин.

Я скромно улыбнулся:

– Скажем так: занят был.

– Понимаю, понимаю, дело молодое, – обозначил он губами легкую улыбку. – А вот мы с супругой плохо спали, выстрелы были слышны. Говорят, на Новослободской разбойничий притон чекисты накрыли. Утром, пока шел по улице, слышал разговор, что убитых в городе много, и даже машину с трупами видели.

– А милиция куда смотрит? – делано возмутился я. – За что им деньги платят? Куда ни посмотри, кругом жулики и бандиты! Намедни картуз почти новый украли. Поверите? Рядом на скамейку положил, чтобы волосы пригладить. На секунду отвернулся! И все! Нету!

Хозяин, видно, увидел во мне родственную душу, потому что подался вперед и негромко сказал:

– Слышал, банду беглых каторжников ищут.

– Мамочки вы мои! Банда беглых каторжников?! – округлил я глаза. – Бог ты мой! Так и на улицу сейчас боязно выйти. А вдруг…

– Да не волнуйтесь вы так, сейчас уже все спокойно, – успокоил меня хозяин гостиницы, при этом он был доволен тем, какое впечатление произвели его слова на легковерного парня. – Идите себе с богом, по своим делам.

– Хорошо вам говорить: не волнуйтесь, – пробурчал я, идя к двери.

Перед тем как выйти, бросил на себя взгляд в ростовое зеркало, висевшее перед самым выходом. Кольт под пиджаком был незаметен.

Бурная ночь мало сказалась на мне, даже, скорее, наоборот, меня сейчас переполняла рвущаяся наружу энергия молодости и здоровья. Мое новое тело совсем юное и не уставшее от жизни, поэтому ему сейчас хотелось отрываться на полную катушку: куда-то бежать, с кем-то драться или заниматься любовью, в крайнем случае, напиться до беспамятства. К тому же память будоражили приятные картинки прошедшей ночи. Девушка оказалась достойной соратницей в борьбе за раскрепощенную любовь. Тут же я подсчитал, сколько раз за эту ночь мы с Ниной сбрасывали с себя оковы прогнившей мещанской морали. Вышло шесть раз.

«Вот что значит раскрепощенная любовь! Это вам не пошлое мещанство! Не фикус с пианино!» – от этих мыслей меня неожиданно пробило на смех, и, поддавшись жизнерадостному настроению, я весело рассмеялся во весь голос, что вызвало неодобрительные взгляды идущих рядом со мной людей.

Через минуту я сам себя одернул, напомнив о том, что я все еще в розыске, причем по расстрельной статье. Хорошее настроение исчезло, оставив после себя легкое сожаление. Вернув на место настороженность, я почти сразу отметил излишнюю напряженность в поведении горожан. Чувствовалось, что люди были излишне возбуждены, меньше слышалось смеха и громких разговоров, зато можно было видеть, как некоторые из них тихо переговариваются, причем делают это с оглядкой.

Вот только чтобы это заметить, нужен профессиональный взгляд, потому что в основном городская жизнь текла своим чередом. Стучали по булыжным мостовым колеса телег и пролеток, тихо шелестели шины редких автомобилей, разноголосо кричали разносчики и зазывалы, где-то играл выставленный на окно патефон, и были слышны пьяные веселые голоса.

Глава 11

Взяв извозчика, я поехал в писчебумажный магазин, хозяина которого, как мне помнилось, звали Исаак Абрамович Зильберман. Сегодня было воскресенье, и в магазине мог сидеть приказчик, но мне повезло, там оказался сам Исаак Абрамович. Поздоровались.

– Мы разве с вами знакомы?

– Нет. Просто в разговоре с одним человеком случайно прозвучала ваша фамилия.

– В связи с чем, позвольте узнать?

– Неважно. Мне можно перейти к сути?

– Все же я вынужден настоять, молодой человек. Моя репутация безупречна, поэтому я хотел бы…

В этот момент за его спиной дрогнула плотная занавеска, закрывающая дверной проем задней комнаты. Кто-то явно хотел меня рассмотреть, но я не дал этого сделать, придав себе сердитый вид и сделав шаг почти вплотную к хозяину магазина. Теперь он закрывал меня от чужого взгляда.

– Извините, Исаак Абрамович. Я человек деловой и не собираюсь с вами словами перебрасываться. Всего хорошего, – после этих слов резко развернулся и вышел из магазина.

«Кто за шторой? Приказчик? Или агент? Странное поведение хозяина. Я все сделал правильно, теперь надо проверить, не идет ли за мной хвост?»

Здешние улицы, расположенные рядом с рынком, я уже неплохо изучил. Идя прогулочным шагом и делая вид, что никуда не тороплюсь, я завернул за один угол, за другой, но никого за собой не заметил. Все же решил еще раз провериться. Зашел в мастерскую, где мастер лудил кастрюли и чинил замки, зная, что у того всегда открыта боковая дверь для проветривания помещения. Войдя внутрь, обогнул прилавок под удивленным взглядом мастера, затем вышел через другой вход, обошел мастерскую сзади, осторожно выглянул и тут же спрятался, стоило мне увидеть знакомое лицо.