1937. АнтиТеррор Сталина
Шрифт:
Наиболее опасный для Рыкова эпизод — его участие в обсуждении платформы Рютина на даче Томского: «Относительно рютинской платформы дело было так. Однажды меня Томский позвал к себе в Болшево. Я к нему ездил иногда в Болшево, у него были там всяческие вечеринки и тому подобные вещи. Причем, когда он мне сказал — приезжай ко мне на дачу, я совершенно не знал, зачем и как. Нашел там значительное количество людей, из которых я многих не знал, и подготовлялась обычная у Томского выпивка и всякие такие вещи. (Акулов: А знакомые вам люди были?) Вот я и хочу рассказать. В период этой суматохи несколько человек из них удалились, меня позвали туда в комнату, которая выходит на террасу…
Это было через несколько дней после того, как мы все узнали о рютинском деле. (Каганович:
Причем один из тех, который был, рассказал, что в ЦК союзов на одном из заводов есть документ, и стал говорить о рютинской программе. Какой-то рабочий — так сказали — принес с завода документ, давайте прочтем. Документ был напечатанный, прочли. (Смех.) Как только я услышал, я самыми отвратительными словами выругал эту рютинскую программу. Причем даже Шмидт помнит слова, которыми я выругался, речь шла о реставрации капитализма. Там слишком сильно выпячивался вопрос насчет развития капитализма. Он сказал, что это слишком пересолено. (Смех в зале.) Это дело было совершенно не так. Я выругал отвратительными словами программу потому, что это ухудшенный и самый отвратительный вариант во многих частях имел большое сходство с шляпни-ковской, с медведевской программой, практическая часть — это белогвардейская часть, экономическая — это реставрация, это совершенно дико. А теперь показывают о том, что мы ее обсуждали, читали. (Косиор: Но вы тоже никому ничего не сказали?)
Как же можно исправить программу, которая обсуждалась на фабрике уже (Шум в зале, смех.), уже в напечатанном виде, как же ее исправлять? Дайте мне второй вариант рютинской программы. (Голос с места: Вы не сказали об этом ЦК партии. Каганович: Как же может член Центрального Комитета партии на собрании, на таком огромном, о котором вы сами рассказывали, читать документ, который был на заводе, почему вы никому об этом не сообщили? Голос с места: Правильно. Голос с места: На пленуме ЦК, когда обсуждалась рютинская программа, вы отрицали все.) Я к рютинской программе никакого отношения не имел, не имею и иметь не могу». Но распространение платформы началось в самом конце лета. Так что вполне возможно, что в Болшеве обсуждался и предварительный вариант, либо платформа попала к Томскому очень быстро, что говорит о связях профсоюзных оппозиционеров с группой Рютина.
Рыков не поддержал платформу Рютина, но он участвовал в ее обсуждении относительно большим кругом близких по взглядам чиновников. Этот круг был частью более широкого слоя коммунистов, ориентировавшихся на возвращение к власти Рыкова и Бухарина: «И моя тут ответственность, как никого: вру или не вру, искренне или неискренне говорю — несомненно факт, что огромное количество всех преступников, что они все-таки ориентировались, в частности, на меня. Это же несомненный факт, что эти самые организации и целый ряд из них, что они выросли из тех людей и тех кадров, которые были подняты правым уклоном при большом моем участии, и что это все, ясное дело, делает меня и политически ответственным и говорит о другом, что тоже совершенно ясно». Но это — политическая ответственность, а не участие в заговоре.
Участники пленума демонстрировали Сталину свою лояльность, которая выражалась в нападках на «правых». Бухарина перебивали около 50 человек. Они травили Бухарина, надеясь хотя бы сейчас «вбить осиновый кол» в оппозицию и на этом закончить с репрессиями. В итоге обсуждения создали комиссию для выработки резолюции. Ежов предлагал высшую меру. Но Сталину было важно успокоить партийную элиту, и было решено даже пока не предавать Бухарина и Рыкова суду, а передать дело НКВД. Это означало арест.
Никто из присутствовавших не решился прямо выступить против политики террора. Шеболдаев, Постышев и другие региональные лидеры каялись за то, что «проглядели» врагов.
Ворошилов говорил: «как т. Сталин нам указывает, многие уже решили почивать на лаврах». При этом и сам Ворошилов, оказывается, «почивает». По дороге на пленум Каганович съязвил: «Посмотрим, как ты будешь себя критиковать, это очень интересно». Ворошилов ответил: «Но положение мое, Лазарь Моисеевич, несколько иное, чем положение, предположим, Ваше… у нас в Рабоче-крестьянской Красной армии к настоящему моменту, к счастью или к несчастью, а я думаю, что к великому счастью, пока что вскрыто не особенно много врагов народа». [270] Ворошилов еще не знал, что через несколько месяцев будет участвовать в избиении командных кадров. Знал ли об этом Сталин?
270
Там же. С. 4–5.
Присоединившись в целом к выводам Ворошилова, Молотов обратил внимание на необходимость дальнейшей проверки армейского хозяйства: «Если у нас во всех отраслях хозяйства есть вредители, можем ли мы представить, что только там нет вредителей?.. Но у нас, к счастью, мало разоблачено вредителей в армии. Но мы все-таки должны и дальше проверять армию». [271] Да, армию будут проверять, но прежде всего политработники (об этом специально говорит Молотов), и прежде всего армейское хозяйство. Хотя и по поводу командных кадров есть проколы (проглядели нескольких троцкистов), но о чистке комсостава речь не идет. Молотов повторяет ворошиловское «к счастью». Красным командирам вскоре предстоят большие дела. «Мы теперь ввязываемся в борьбу гораздо более крупного масштаба, чем когда бы то ни было», [272] — говорил Молотов о приближающейся войне, выражая и мнение Сталина. При таких настроениях рискованно устраивать чистку армии. Сталин неоднократно перебивал речь начальника Политуправления РККА Я. Гамарника возгласами «правильно!» [273]
271
Там же. С. 24.
272
Там же. С. 27.
273
Вопросы истории. 1995. № 7. С. 9.
Итак, в 30-е гг. в СССР существовали различные политические течения, которые представляли угрозу для Сталина и его курса:
Левые радикалы (в том числе сторонники Троцкого и Зиновьева), изгнанные из ВКП(б), и молодые леваки.
Левые коммунисты, занявшие ответственные посты в ВКП(б) и сохранившие связи между собой.
Правые коммунисты, лидеры которых заняли ответственные посты, а более молодые сторонники готовы вести более решительную политическую борьбу против Сталина.
Внепартийные интеллектуалы — «спецы», бывшие члены оппозиционных партий.
Партийные «бароны», недовольные сталинским централизмом и волюнтаризмом, разочарованные первыми итогами реализации сталинской стратегии и возмущенные репрессивным наступлением НКВД.
Недовольные «силовики».
Связи между всеми этими группами неустойчивы, стратегические цели — различны. Но их объединяет одна общая тактическая цель — устранение сталинской олигархии.
Ход сталинских расследований в 1934–1937 гг. показывает, что убийство Кирова до некоторой степени дезориентировало Сталина. Он сосредоточил внимание на бывших оппозиционерах, в то время как угроза исходила с другой стороны. Весной 1937 г. Сталин узнает нечто, что заставляет его отказаться от «планомерности» следствия 1934 — начала 1937 гг.