1941: Время кровавых псов
Шрифт:
Ему очень хотелось посмотреть Орлову в глаза и спросить…
Что, кстати, спросить?
Почему подставил?
Севка сел на кровати.
Это не вопрос, это так – ерунда. Комиссар… Евгений Афанасьевич. Евгений Афанасьевич взглянул на все по-другому. И, нужно отдать ему должное, очень профессионально взглянул.
Карта. Отметки на карте. Если он записывал все, что с ним происходило, то как вышло, что эшелон рванул в обозначенное время? Вот бы выяснить, отчего произошел взрыв.
Ладно, если Орлов действительно был немецким агентом, то какого черта
И еще…
Так.
– Так! – громко сказал Севка.
А ведь странности начались вовсе не с момента появления записки и карты. Евгений Афанасьевич отреагировал на имя и фамилию старшего лейтенанта. С ходу отреагировал и очень остро. Как он там спросил? Сказал, что Орлову больше сорока? Как-то так. Потом сказал что-то вроде – возможны совпадения. Точно. Только…
Севка встал с кровати, прошелся по комнате.
Только, только, только…
Он не об этом сказал – совпадение. Он посмотрел Севке в лицо и сказал…
…Свет проникает в блиндаж через небольшое отверстие в стене. Через амбразуру. Севка не видит лица неизвестного начальника, встающего из-за стола. Только черный силуэт. Силуэт приближается… «Значит, так выглядит наш герой», – говорит силуэт и замолкает. На секунду, на полсекунды, но пресекается его дыхание, будто что-то неожиданное увидел этот самый силуэт, вырезанный из черноты. «Черт, бывает же такое…» – говорит силуэт и требует, чтобы Севка повернулся к свету. И снова: «Бывает же такое!» И он не реагирует на фамилию «Орлов» – распространенная фамилия, ясное дело. Только потом, когда старший сержант Малышев принес записку, вот тогда комиссар вздернулся по-настоящему и послал Никиту, чтобы тот задержал… нет, вырубил старшего лейтенанта.
Такие дела, Севка.
Ты серьезно полагаешь, что все закручено вокруг тебя любимого?
А хрен тебе в горло, чтобы голова не качалась, как говаривал старшина твоей роты. И как там красиво выразился Евгений Афанасьевич? Из прошлого. Из его прошлого пришло какое-то известие.
Севка вернулся к кровати, хотел снова лечь, но вспомнил, что придется куда-то ехать, получать орден, а это значило, что лучше выглядеть аккуратно. Севка снял форму, сложил ее на стуле.
Отдернул одеяло и лег в постель.
Прикрыл глаза на мгновение, но когда открыл, прямых солнечных лучей в комнате уже не было, а на стуле возле окна сидел комиссар.
– Доброе утро, – сказал Евгений Афанасьевич. – Пора вставать.
Севка молча встал, надел галифе, сапоги.
– Награждать тебя будет генерал-лейтенант, не напутай в звании. Обращаться…
– Я знаю, в мое время все осталось в этом смысле по-прежнему. Товарищ генерал-лейтенант, лейтенант… Я буду под какой фамилией, кстати? – спохватился Севка и замер с гимнастеркой, надетой на руки.
– Залесский, Всеволод Александрович. И да, лейтенант. Не младший политрук, а лейтенант.
– А если спросят…
– Биографию? Генерал не спросит. Он будет
Севка рывком продел голову в воротник.
– Газетчики?
– Непременно. К вам обратятся со стопроцентной гарантией. И даже сфотографируют, имейте в виду. Поэтому не шарахайтесь, пожалуйста. Улыбнулись так не слишком весело, но жизнерадостно, рассказали, не вдаваясь в подробности, как натолкнулись на раненого командира дивизии и пятьдесят километров по вражеским тылам транспортировали его в расположение наших войск. Можете поведать про штыковую… Не каждый день газетчики слышат о том, как командир Красной армии убивает четверых врагов холодным оружием. Просто подвиг казака Крюкова получается…
– Какого казака?
– Неважно, это еще в Первую мировую такая агитка была в царской армии. Когда дойдете до схватки с диверсантом, имейте в виду, вы не комиссара защищали, а пункт подрыва стратегического моста. Расположение моста и название поселка вы что?..
– Не рассказываю, ссылаясь на военную тайну. – Севка надел ремень, перекинул портупею через плечо.
– Там на столе – кобура, – как о чем-то обычном сообщил комиссар. – Ваш «наган».
– Вы даете мне оружие?
– А почему бы мне не дать вам оружие? – удивился комиссар. – Мы с вами так славно поговорили. Еще и Никита по своей инициативе с вами поболтал… Ему показалось, что вы все осознали правильно… Имхо. Я верно использовал это слово?
– Давайте лучше без него. Вы же не хотите, чтобы я кого-то лузером назвал или заорал: «Убей себя ап стену!»
– Что?
– Вот именно, – отмахнулся Севка, взял кобуру и приладил ее на ремень. – Я буду стараться даже мысленно не употреблять «своих» слов. Дай бог, чтобы я снова не сморозил про офицеров.
– Это, пожалуй, правильно. Когда, говорите, вернулись офицеры и погоны?
– После Сталинграда.
– Понял. А когда именно была… будет Сталинградская битва, вы не помните…
– Не помню.
– И ладно. – Комиссар встал со стула. – Пора ехать.
– Евгений Афанасьевич, – неуверенно сказал Севка.
– Что? – комиссар чуть улыбнулся.
– Отчего взорвался тот эшелон с боеприпасами? Вы выяснили?
– В общих чертах, Всеволод Александрович, в самых общих чертах. Там сейчас немцы. Но нашлись свидетели, которые сказали, что рвануло в результате пожара. Загорелось от разрыва снаряда, сразу погасить не успели, в общем-то, и гасить было некому… Потом рвануло. А что?
– То есть даже если Орлов немецкий агент, он все равно не мог знать, когда именно должно было взорваться?
– Не мог, – подтвердил комиссар. – А кстати, мост не удержали тогда. Первую атаку отбили, потом подошла немецкая артиллерия… Мост взорвали, и то хорошо. Но ни старший лейтенант Орлов, ни старший сержант Малышев к нашим не вышли. Несколько человек я нашел, они рассказали, что старший сержант героически дрался, лег за пулемет, но потом, когда мост взлетел на воздух, пограничники его потеряли из виду. Такие дела. Комдив, к сожалению, умер. Еще вопросы?