1972. Родина
Шрифт:
– Интересно! – полковник с удивлением рассматривает патрон – Как они называются, такие патроны?
– В просторечии – травматы. То есть – травматические. Вот мы и посмотрим заодно – как умеет стрелять ваш инструктор. Повторюсь – только в лицо не стрелять. И в горло. В грудь и ниже – куда угодно.
– Как вы, не против, товарищ генерал? – спрашивает комбат, и Аносов кивает:
– Пускай постреляют. А мы посмотрим.
– Головлев, ты как? Не против…хмм…дуэли?
– Я всегда – за! – усмехается капитан. Похоже, что он недурно стреляет. Главное, чтобы в глаз не засветил – этого я могу и не пережить. Да и глаза мне дороги. Может не надо было этого начинать? Гусарство, больше
– Чудишь, Маугли! – тихо гудит Балу – А если в глаз? А если ты его завалишь? Греха потом не оберемся! Тебе оно надо?
– Не бойся. Все будет норма! – отвечаю я, и протягиваю руку – давай свой пистоль.
Балу неохотно вынимает «макаров» из кобуры, я проверяю магазин – не дай бог настоящий патрон затесался, пришлось выщелкнуть патроны. Кстати – не шарики там, а настоящие пули. Только резиновые. И как они поведут себя в полете честно сказать – я не знаю. Заряд пороха в этих патронах уменьшен, но настолько, чтобы гарантированно срабатывал механизм заряжания. Так что энергия пули будет очень даже высокой. Травмат выдает всего лишь 80 джоулей, тогда как настоящий «макаров» – 300 джоулей. Если оставить прежний заряд пороха – он убьет и резиновой пулей. Потому по моему заказу оружейники снарядили несколько сотен патронов уменьшенным зарядом – практически вручную. Я даже не знаю, как они это делали, и кто это делал. Сдается – где-нибудь на оружейном заводе посадили рабочих за стол и те днями и ночами «клепали» нам эти патроны. И сейчас наверное, пока мы тут чудим – клепают почем зря. Я сразу же в списке оборудования потребовал изготовить травматы, и как можно больше. Это гораздо лучше, чем в боевой учебе кричать в спину «врагу» – «Бах! Ты убит!».
Передаю пистолет Головлеву, он критично его осматривает, и брови тут же ползут вверх. Я вздыхаю – жаль, что нет шлема с забралом! Не делали пуленепробиваемых шлемов с забралом в семидесятые годы! Вообще не было. И кстати – это большое упущение. Я уже подал идею-заявку, пусть дадут задание проектным институтам – обязательно нужны шлемы по типу «Сфера» и нормальные бронежилеты. Иначе потери будут очень велики.
Ладно, как-нибудь выкручусь. Авось не попадет. Вставляю в рукоять пистолета новый, полный магазин, иду на площадку под взглядами двух сотен человек. Солдаты вокруг меня жадно смотрят на происходящее, тихо перешептываясь, обсуждая происходящее. Ну да, им – отличный спектакль! Будет о чем рассказать на гражданке, или в увольнении местным девицам! Дуэль! Самая настоящая дуэль! И поволынить не грех – сидли на солнышке, щурься, да смотри, как офицеры чудят. Лепота!
– Семен, ты на двести шагов от меня – вон туда. Сближаемся, стрелять можно с первого шага. Стреляем только в корпус и в ноги. Сразу скажу – точность выстрела у пистолета с этими патронами должна быть гораздо более низкой, чем у пистолета с настоящими патронами, однако не думай, что попадание будет не болезненным. Победой считается или попадание в точку за которой жизненно важный орган – например, сердце – или невозможность продолжать стрельбу. Восемь патронов в магазине.
Поворачиваюсь к рядовым:
– Бойцы! Быстро разбежались в стороны и подальше! Смотрим издалека, если не хотите потерять глаз! Это касается и офицеров! Товарищи – смотрим издалека! Сразу поясню, чтобы было вам понятно – сейчас будут применены приемы, которые известны под названием «качание маятника»! Смотрите, и учитесь! Семен, пошел. Как будешь готов – подними руку и начинаем сближаться.
Головлев, который слушал меня внимательно, буквально поедал глазами, сорвался с места и побежал на край площадки, который по моим прикидкам и находился примерно в двухстах шагах от меня. Добежал, проверил оружие, заглянув в патронник, замер, взял пистолет в вытянутую в мою сторону правую руку, поднял ствол на уровень глаз. Левую руку вверх – готов! И я шагнул вперед.
Знакомое ощущение. Было уже такое, и не раз. Только тогда меня придавливал к земле бронежилет, и голову вжимала в плечи бронесфера. И патроны были настоящими. Каждый из нас не раз и не два проходил через обстрел, когда пули бьют тебе в грудь как бейсбольной битой, но ты должен идти вперед и выполнить то, что должен. Не бояться выстрела! Верить в свое снаряжение и наплевать на боль!
Но теперь на мне нет бронежилета. И нет «Сферы». И я должен двигаться так, чтобы противник не мог прицелиться. И я двигался – в дерганом ритме, как пьяный произвольно меняя направление движения, шатаясь и перемещаясь абсолютно непредсказуемо – даже для самого себя. И основная мысль билась в мозгу: «Лишь бы не попал в глаз! Убьет ведь, черт! А если не убьет – калекой жить как-то и не хочется»
Первый выстрел прозвучал, когда мы были шагах в ста друг от друга. Резиновая пуля (вовсе даже не мягкая!) шмякнулась о землю рядом с моей правой ногой, оставила на твердой земле черную черту и бороздку, и унеслась куда-то в сторону спортзала, стоявшего за асфальтированной дорогой.
Второй выстрел прозвучал секунд через десять – пуля свистнула в воздухе, гораздо выше, чем первая, где-то на уровне живота как мне показалось. Мне даже привиделось, что я успел увидеть черный комочек, пронесшийся рядом с моим организмом, дергающимся в стиле зомби, охотящегося за последними оставшимися в живых жителями мегаполиса.
Два выстрела слились в один и пули выбили облачка пыли метрах в пяти за мной (я видел боковым зрением) – стреляет в центр корпуса, точно. Но все пули проходят далеко – все-таки точность травмата, даже такого, у которого нет перегородки – очень низка по сравнению с настоящим пистолетом. Да и я своим «маятником» не даю противнику сосредоточиться.
Четыре выстрела – и я пока не сделал ни одного. Замедляю движение вперед, только дергаюсь в стороны, качаю корпусом, стараясь не менять положение головы вверх-вниз. По одной простой причине – если целит в грудь, стоит чуть присесть, и…понятно. Получить пулю в голову – это плохо.
Вспомнилось вдруг ни к месту, читал: во время финской войны наших солдат инструктировали, что если вступают в боевое соприкосновение с финскими солдатами, то нужно тут же наклонять голову вперед. Голова в каске, а финны очень ловко метали свои ножи (отсюда и пошла «финка»), и точнехонько в горло. От каски финка отлетела, вот потом и бери гада «в штыки». А мне сейчас наоборот – голову склонять нельзя.
Головлев ближе и ближе, и это уже то расстояние, когда промахнуться сложно даже из травмата! Но он промахивается – еще дважды. Слишком уж я ускорился, скачу, как бандерлог!
И тогда стреляю я. Дважды, как один выстрел. Двоечку в грудь. Головлев вскрикивает, зажимает живот рукой – держится за солнечное сплетение. Похоже, что одна пуля пошла чуть ниже груди.
– Готов! – кричу я, и Головлев опускает пистолет. Я иду к нему и с оторопью, переходящей в страх, вижу на груди Головлева темное пятно. Неужели настоящий патрон попался?! О господи…не хватало мне еще убить заместителя командира роты!
Сую пистолет в кобуру, поднимаю тельняшку Головлева и вижу – резиновая пуля рассекла кожу, ударившись о грудную кость, и вызвала вполне такое приличное кровотечение. Вокруг пулевой раны – сине-багровое пятно размером с чайное блюдце.