#20 восьмая
Шрифт:
— Хорошо, как скажешь. А вообще, интересно, когда произойдет то, из-за чего я целый день на взводе? — задумчиво произнёс Андреев.
— И… и что же вы ждёте? — спросила я, перебирая в своей всклокоченной голове кучу неприличностей, которые он сейчас попробует выторговать с меня.
— Я жду, когда ты назовёшь меня по имени. Хотя бы один раз. Один-единственный.
Потрясённая, я уставилась на него. И вдруг ясно себе представила, каким Андреев был в детстве. Высокий, темноволосый, худощавый мальчик, с никогда не улыбающимися глазами и привычкой сжимать рот и кулаки, чтобы не закричать и не сдаться. Он привык воевать, один на один сражаясь со всем миром. И весь его опыт с женщинами, который так не нравился мне, вдруг предстал в абсолютно ином свете. Да, он умел любить. Он только не умел любить сердцем.
Заглянув в мои глаза, Андреев неопределённо хмыкнул, быстро поцеловал меня в губы и одним толчком тренированного тела соскочил с постели. Легко прошёлся по ковру и скрылся в ванной, откуда раздался шум воды и припев «maybe, maybe…» Я зажмурилась и потянула на себя одеяло. Мне очень хотелось плакать.
— Знаешь, ты потрясающий, Алексей Андреев, — прошептала я, обнимая подушку, на которой пять минут назад лежала его голова. — Да, ты не Макс. Но в тебя очень легко влюбиться. Только я тебе об этом не скажу, потому что твоё сердце пусто. А еще я не знаю, как мне теперь признаться во всем Максу…”».
Глава 7. FAQ
«У любви две стороны, не так ли? И одна из них точно предательство.»
((с) «Salem»)
IV .
«Я вышел из душа, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем.
— Лен… — начал я и осёкся. Ларионова тихо спала и глубоко дышала, спрятавшись между одеялом, подушкой и покрывалом. А из белых простыней наружу, на свет выглядывало гладкое полушарие её правого бедра с той самой ямочкой. Это была самая невинная и провокационная поза, какую я когда-либо видел. Я присел рядом. Я долго смотрел на неё. Потом накрыл Лену, собрал разбросанные вещи, оделся, вытащил бумажную салфетку и гостиничной ручкой, обнаруженной в её номере, написал: «Утром. В 12:00. На лавочке». Прихватив красно-зелёную табличку «убрать номер/не беспокоить», высунул нос в коридор. Убедившись, что рядом никого нет, вышел из её номера. Привесил табличку красной стороной наружу, вызвал лифт и отправился в свой business-suite, в котором вперемешку валялись распечатки презентаций, газеты, мой синий свитер, джинсы, кроссовки, стоял открытый «HP» и валялись бесхозно-брошенные зарядки от iPhone и «Blackberry». Бросил пиджак на диван, окинул взглядом апартаменты, хмыкнул и позвонил консьержке.
— Разбудите меня в семь, — попросил я, — и уберите мой номер.
— Простите, а вы не хотите поужинать? — осведомилась та. — У нас сегодня чудесный стейк.
Есть мне не хотелось.
— Может быть, спиртное? У нас есть исключения для высоких гостей, — намекнула мне мисс «Услужливость».
Я на автомате провёл рукой по своему старому шраму на скуле:
— Спасибо, но точно нет.
— Что ж, тогда приятного вам вечера.
— Tak. И вам тоже.
Я опустил трубку на аппарат. Подошёл к огромному окну, разглядывая застывший Эресунн и огоньки города, в котором я обрёл то, что искал. «Или же — был одурачен?». Лена… Да, она отвечала мне — да так, что у меня напрочь снесло голову. Но при этом в её реакции было что-то не так, что-то совсем не правильное. Я понять не мог, в чём дело. Что её так накручивало? Наличие Макса? Но дело было не в нём, она сама так сказала. Магда? Но Лена ни разу не упомянула о ней. Тогда что, сплетни Авериной? Та, конечно, могла рассказать обо мне кое-что (например, как я её кинул с её просьбой о повышении, которое она постаралась вымутить с меня в обмен за наш второй раз). Но Аверина вряд ли б сдала меня. Тогда что? Я прислушался к собственной интуиции. Похоже, Ларионову всё-таки останавливал страх, сидящий в её подсознании. Я ощущал его, и поэтому сам чувствовал себя с ней как на американских горках: то практически терял свой мозг, видя её желание — то меня душной подушкой накрывал стыд растлителя малолетних. В принципе, будь мы с Ларионовой в нормальных отношениях, я бы сам спросил её. Но выяснять секреты у Лены было делом, мягко говоря, затруднительным. Тем более, что «особняком» стояло дело с «Ирбис». И я в первый раз задал себе вопрос: кто такая Лена?
Мысль о том, как бы мне поскорей докопаться до истины, медленно поворачивалась в моей голове, оттачивая грани решения. Я походил по комнате, покурил. Взглянул на часы. Вдруг вспомнил, что я пообещал Кристессену. Дав себе под зад хорошего пинка за свой длинный язык (вот нафиг было выпендриваться?) я, с ощущением приговоренного к самоубийству, взял в руки «Blackberry». Покрутил мобильный в ладони и, вздохнув, набрал Магде. Гудок, один, второй, третий. «Магда, милая, хорошая, дорогая, я тебя очень прошу, я тебя заклинаю: только не бери трубку. Потому что потом я всегда смогу сказать, что я не смог до тебя дозвонился и лёг спать, а ты…».
Не помогло.
— Алексей, здравствуй, — весело прощебетала Магда.
— Привет, как дела? — похоронным голосом задал я дежурный вопрос.
— Хорошо. Я жду тебя. Папа сказал, ты приедешь?
«Да, обмен информацией в семье Кристенссенов был поставлен хорошо...»
— Прости, Магда, но никак не получится.
— Почему? — Магда явно была растеряна. Или расстроена. Впрочем, какая разница? Я столько лет напропалую ей лгал и ею же пользовался, что теперь было бы странно начать волноваться из-за её чувств, или вообще, начать их препарировать.
— Я не смогу приехать, Магда, извини. Я неважно себя чувствую. То ли перелёт меня доконал, то ли выступление, то ли поход в ресторан с твоим отцом — но я не могу. Честно.
Магда помедлила.
— Сколько лет я тебя знаю, ты никогда не болел, — заметила она холодно.
— Магда, послушай. Я правда хочу тебя видеть, — с трудом выдавил я, сжимая кулак и постукивая им по подоконнику. — Но я действительно слишком устал. Давай, я приеду завтра?
— Если ты…
— Ты не поверишь, Магда. Я в своём номере. Один. Можешь прямо сейчас перезвонить мне сюда через ресепшен. Можешь вызвать секьюрити, чтобы они пришли сюда и обнюхали весь мой номер. Можешь даже позвонить своему отцу. — Я уже готовился отшвырнуть трубку, когда Магда робко сказала:
— Если ты заболел, может быть, я к тебе приеду?
Но эта ласка уже не вызывала даже элементарной вежливости.
— Нет. Слишком длинная дорога. Я не хочу волноваться из-за тебя. Мы увидимся, как только я приду в себя. Я тебе сам перезвоню. Хорошо?
— Хорошо… Только помни, что я люблю тебя.
— Да, я это помню.
— А ты… ты меня любишь, Алексей?
«Ну давай, соври ей. Или скажи ей правду. Если посмеешь, конечно.»
— Да, Магда, — ушёл от ответа я. Помолчал и добавил: — Спасибо, что ты правильно поняла меня. Спокойной ночи. До завтра.
Я закурил и открыл окно. Присел на журнальный столик. Вспомнил Кристофа и его «безопасников», и то, как они выдернули на свет полуправду обо мне, Юле, Свете, Оле. Вот тут-то в моей голове и возникла одна идея. Взвесив все «за» и «против», я набрал номер одной из своих бывших, из тех немногих, с кем я сумел сохранить нормальные отношения. Её звали Оля Романова. Когда-то давно, много лет назад мы были друг у друга первыми. Мы оба дрались за лучшую жизнь. Но я уехал в Германию, а она осталась в Москве. Сделала неплохой бизнес, а шесть лет назад перебралась на Кипр, где и жила теперь с очередным «гражданским» мужем (если так, конечно, можно называть элементарное сожительство).
— О, Лёш, привет! — обрадовалось Оля. — Сто лет не слышала тебя. Как ты поживаешь?
— Ну, какие мои дела, — засмеялся я. — Бабки, девки, проекты, планы и несбыточные фантазии. Как всегда … У тебя-то как?
Вот что всегда было хорошо в Оле— так это то, что она, при всей своей женственности, умела чисто по-мужски, быстро и конкретно, перейти к самой сути вещей. За пять минут выложила мне очередную байку про свои «подвиги» (новый любовник и новый бизнес, завязанный на турфирмах). Потом прослушала такую же куцую историю от меня, традиционно посетовала на счёт Магды и Кристофа и перешла к главному: