2013. Конец времен
Шрифт:
– Но ты, тем не менее, в него выстрелила.
– Именно потому, что это был он, я и выстрелила. Я почувствовала, что он мысленно умоляет меня об этом. Кроме того, он убил моего отца. А еще мне, кстати, нужно было спасти твою жизнь.
– Тебе придется мне очень многое объяснить, – растерянно пробормотал я, выходя из автомобиля на свежий воздух, который в Исландии и сейчас, в июне, был едва ли не ледяным.
– Хорошо, но сначала я хотела бы побултыхаться в горячей воде. Это вызовет у меня приятные воспоминания.
Заплатив за вход, мы
Взяв купальные халаты и махровые полотенца, мы зашли каждый в свою раздевальню (я – в мужскую, Эльза – в женскую), чтобы принять душ и переодеться. Затем я залез в этот замечательный – ну прямо как в раю – горячий водоем, в котором несколько сот человек наслаждались теплом, в то время как над их головами дул холодный ветер.
22
«Голубая лагуна» (англ.).
Эльза, оказавшись попроворнее меня, уже сидела возле находившегося посередине водоема каменистого островка, от которого поднимались большие клубы горячего пара. Я направился к ней, топая по глине, из которой многие из купающихся здесь людей делали себе грязевые маски на лицо. Глубина в этом месте водоема была совсем маленькой, что позволяло сидеть в нем, как в огромной естественной ванне.
– Знаешь, а в исландской почве так много горячей воды, что крестьяне не выращивают здесь картошку, потому что доставать ее из земли приходится уже сварившейся, – сказала, улыбаясь от уха до уха, Эльза.
– Лучше расскажи мне о Ханнесе, – сказал я, пытаясь направить разговор в другое русло. – Убийство твоего отца и «Возрождение» имеют какое-то отношение к тому, что ты была знакома с Ханнесом в юности?
– Нет, никакого. Ханнес не мог знать, что это была я, потому что в пору нашего с ним знакомства я была известна в кругу своих приятелей не под своим именем, а под творческим псевдонимом. Мы с ним, правда, время от времени занимались любовью, но моих документов он никогда не видел. Тогда, в последний день на Патмосе, он – неожиданно для себя самого – меня узнал. Именно поэтому он и сделал вид, что меня не заметил. Когда он поднялся с тобой на скалу, ему вдруг захотелось, чтобы я его убила. Причем не только для того, чтобы умереть, как умер, если верить легенде, тот волхв – ну я тебе это уже объясняла раньше.
– Для чего же еще?
– Ханнес когда-то в меня был сильно влюблен… Эта любовь у него, судя по всему, так и не прошла, а тут он волею всемогущего случая оказался в ситуации, очутиться в которой втайне мечтает любой человек, страдающий от неразделенной любви.
– И что же это за ситуация?
– Ситуация, в которой он принимает смерть от руки того, кто его отверг.
– Что-то я сомневаюсь, чтобы отвергнутые влюбленные об этом
– Мечтают, поверь мне. Ничто не мучает так несчастного влюбленного, как равнодушие. Поэтому влюбленный юнец, когда ему не отвечают взаимностью, зачастую мечтает о том, чтобы над ним жестоко измывалась девушка, которую он любит, и чтобы это затем вызвало у нее угрызения совести, являющиеся своего рода ощущением долга перед ним. А быть убитым своим собственным идолом – это вообще предел мечтаний. Несчастный влюбленный тем самым продолжает жить – в виде незаживающей раны – в душе того, кто его отверг.
4
Погревшись в «Blue Lagoon» –где Эльза сделала грязевую маску на лицо и мне, – мы поехали в направлении Рейкьявика, но я при этом по-прежнему не знал, что же является конечной целью нашей поездки.
– Насколько я понимаю, Рейкьявик – самый безопасный в мире город, – сказал я, разомлев после долгого пребывания в горячей воде. – Во всяком случае, был таковым до моего приезда сюда.
– И останется таковым и дальше, – сказала, улыбнувшись, Эльза (теперь машину вела она), – потому что мы объедем его стороной.
– Куда же мы тогда едем?
– Какая тебе разница? – нахмурилась Эльза. – Тебе что, здесь, рядом со мной, не нравится?
– Мои слова могут показаться банальными, но мне хотелось бы увидеть какой-нибудь гейзер. Говорил же Ханнес про меня, что я – не более чем самый заурядный человек.
Эта моя реплика тут же показалась мне неуместной, потому что драматические события произошли слишком уж недавно, чтобы по их поводу стоило шутить. А может, как раз наоборот: поскольку я все еще в какой-то мере находился в состоянии шока, то вполне мог позволить себе говорить с легкостью о событиях, весь драматизм которых я осознаю значительно позже.
– Для всего остального мира он и сам был не более чем заурядным человеком, – сказала Эльза, разомлев, так же как и я, от купания в горячей воде.
– Но не для тебя.
– Естественно. Он ведь был в меня влюблен.
– А где именно начался ваш роман? – спросил я, видя через лобовое стекло автомобиля, что лунный пейзаж сменяется зелеными лугами, на которых резвятся кони.
– Тебе может показаться странным – тем более в таком идиллическом месте, как это, – но мы поцеловались с ним в первый раз в «печальном клубе» в Лондоне, когда я приехала туда на фотосессию. Он показался мне каким-то особенным.
– Мне хотелось бы узнать побольше вон о тех убогих халупах с дерном на крыше, – сказал я, вдруг почувствовав ревность. – Ума не приложу, как в них вообще можно жить!
– Окружающая действительность здесь постепенно меняется, – Эльза закурила сигарету. – Еще совсем недавно в Исландии можно было встретить юношей и девушек в одеждах средневекового стиля, а в тавернах вместо столов зачастую использовались крышки заранее изготовленных гробов и было понаставлено множество подсвечников. Но теперь, насколько я знаю, убранство в них стало, скажем так, поизящнее.