23 минуты мая
Шрифт:
Пока я грелась на солнышке к Владу подплыла нимфа в коротких шортиках и тоненькой маечке. Она держит за руку пухлощекую девочку лет пяти, которая вырывается, желая играть, но мамочка зачем-то прижимает ее к своей ноге, пытаясь успокоить.
Влад порывается отвернуться и вернуться к игре с сыном, но брюнетка хватает его за руку, строит глазки, встряхивает волосами, привлекает внимание всеми возможными способами.
Я, конечно, все понимаю. Невозможно устоять перед шикарным мужчиной в мокрой белой футболке, сквозь которую просвечивают
— Пожалуйста, — игриво хнычет брюнетка, — здесь совсем недалеко. Вы такой сильный мужчина, вы в считанные секунды почините велосипед.
— Я уже сказал, — рычит Влад, — поищите кого-нибудь другого.
— Но…
— Вы что, глухая? — перебиваю нимфу. — Хотя можете не отвечать, я и так это вижу. Ваша дочь плачет, а вас больше интересует чужой муж.
Пока брюнетка активно хлопает ресницами и ртом, я тяжело опускаюсь перед девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне.
— Вот, держи, — протягиваю ей один из леденцов, который приготовила для сына.
Девочка растирает слезы и с сомнением смотрит на угощение, потом на мать и снова на конфету. Понимая, что не добьется от матери реакции осторожно принимает леденец и звонко говорит:
— Спасибо.
Тепло ей улыбаюсь и выпрямляюсь, облокотившись на руку Влада. Всем своим видом даю понять, что нимфе пора уходить, сложив руки на семимесячном животике.
— Не мог бы ты уродиться менее красивым, — бурчу с улыбкой, провожая взглядом спину брюнетки.
— Все претензии к производителям.
Влад обнимает меня и нежно целует.
— Пап, идем играть!
Занимаю свое место на лавке, возвращаясь к любованию своими мужчинами. Такие дурашки.
— Вы не против, если мы присядем? — раздается надо мной голос.
Поднимаю глаза на пожилую пару и отодвигаюсь. Мужчина бережно поддерживает свою жену, помогая сесть ей, а затем и сам опускается.
— Кого ждете? — старушка указывает взглядом на мой живот.
Внимательнее рассматриваю пару. Возраст у них приблизительно как у мох бабушки и дедушки, а в глазах отражается лишь любопытство. Не чувствую от них опасности, внутренний голос молчит.
— Девочку, — смягчаю улыбкой, затянувшуюся паузу.
— У нас две дочери. То есть было две дочери, — с затаенной тоской поправляется женщина, — У старшей прекрасная семья, а младшую мы не видели уже больше двадцати лет.
Не понимаю зачем она это говорит и не знаю, как реагировать. Наверное, им просто хочется с кем-то поделиться.
— Очень жаль такое слышать, — говорю тихо.
— Но мы кое-что о ней слышали, — вступает в разговор мужчина, и я замечаю блеснувшие в его глазах слезы.
Неожиданно женщина берет меня за руку, и я дергаюсь от испуга. Мне не нравится их реакция. Ощущение, что они пытаются что-то мне сказать, подвести к какой-то
— Танюш, — возле лавки материализуется Влад и взволнованно осматривает с ног до головы, — ты в порядке?
— Д-да, — отвечаю с запинкой и выдергиваю руку из цепкой хватки старушки, складывая обе на животе в защитном жесте, — мы просто разговаривали.
— Я же просил вас подождать, — Влад присаживается на корточки и обхватывает мои колени, но обращается к старикам. — Посмотрите, что вы наделали, Танюшка вся бледная.
— Мам, ты как?
Глажу Максима по голове и киваю в знак, что все хорошо.
— Влад, что происходит? — смотрю на мужа, требуя пояснений.
— Милая, я хотел тебе сделать сюрприз к рождению нашей дочери и разыскал родителей Оксаны. Твоих бабушку и дедушку.
Я в шоке поворачиваюсь к старикам. Я не часто задумывалась, где родители Оксаны, как они живут, чем занимаются. Не хотела ассоциировать себя с этой дьяволице. И вот передо мной сидят люди, которые ее родили и воспитывали. Что они совершили, ели Оксана превратилась в монстра?
— Танюш, я хотел подготовить тебя, но раз уж так получилось, поговори с ними. Все не так как кажется.
— А как?! Их дочь — чудовище, гниющее в психушке в соседней палате с их внучкой Машкой, — я на гране истерики. — Я же рассказывала, что пережила из-за них двоих, сколько кошмаров снилось после побега. А сколько ужасов случилось, пока отлавливали верхушку сектантов. Около года меня таскали по судам, чтобы я тыкала пальцем во всех, кого могла вспомнить.
— Танечка, внученька, — мне в ноги кидается старушка, обливаясь слезами, — мы не во всем виноваты. Клянусь. С Оксаной в детстве кое-что случилось, мы узнали слишком поздно, и когда пытались помочь, она сбежала. Мы искали, но средств не было… Я… Мы…
Женщина оседает и горбится, опуская плечи.
— Анечка, — мужчина пытается ее поднять, — вставай. Придет время, и мы все обговорим.
— Влад, помоги, — прошу я, указывая на Анну, — и сходите с Максимом за мороженным, — когда женщина садится на лавку, а мои мужчины достаточно удаляются, я спрашиваю. — Что с ней случилось?
— Мой младший брат, — отвечает мужчина, — изнасиловал ее, когда ей исполнилось пятнадцать. И делал это на протяжении полугода, пока я однажды на пришел с работы раньше.
Я охаю и закрываю рот ладонью. Солнечный день будто померк и больше не кажется теплым и беззаботным.
Когда Оксану и Машу арестовали, они обе впали в истерию, винили меня в том, что я сущий дьявол, разрушивший их семью. Они искренне верили, что поселение — святое место для избранных. Очень жалели, что младенцем вынесли меня на мороз, но папа вовремя заметил.
Психиатры выявили у обеих шизофрению. Предполагалось, что всему виной психологическая травма и внешние факторы. Машку довели наркотики и вседозволенность, а что довело Оксану выяснилось только сейчас.