23000
Шрифт:
– Но в бараках были евреи. Фашисты ненавидели нас, уничтожали. И я тоже еврейка. И мои родители тоже были евреями.
Бьорн вздохнул:
– Это странно. Но все равно, Ольга, мне кажется, это как-то связано с фашизмом.
Ольга закурила новую сигарету.
– Не знаю… Нас с родителями похитили трое голубоглазых. Один был блондин, это точно, а двое, по-моему, крашеные. Потом, когда они били меня этим ледяным молотком, то говорили одно и то же: говори сердцем. До тех пор, пока я не отключилась. При чем здесь
– Не знаю. Интуиция.
Ольга усмехнулась.
– Это смешно, понимаю. Но пока интуиция – единственное, что у нас есть. Больше нет ничего.
– Интуиция! – зло фыркнула Ольга. – Средь бела дня какие-то уроды похищают людей, забивают их до смерти. Исчезают. Никто не знает, кто они! Полиция называет цифры ежегодно пропадающих людей. Статистика! Это нормально?
– Это ненормально. Когда я рассказал про все в полиции, мне долго не верили. Молот изо льда! «Говори сердцем…» Они долго переглядывались, думали, что я чокнутый.
– Мне тоже не верили… Потом провели экспертизу ранений. У меня и у… (она запнулась) у папы и мамы. У них грудины были совершенно разбиты. А у меня только ребро и выбит кусочек кости. Когда меня нашли, рядом была лужа. Лед, которым нас били, растаял.
– А я сперва подумал, что это стекло. Он в первый раз ударил не очень сильно. Потом, когда молот треснул, я понял – это лед. И тоже осталась лужа. Не только воды.
Он посмотрел на свою огромную ладонь, сжал ее в кулак и разжал:
– Там была не только вода. У брата горлом пошла кровь. Кровь… много крови. И моей тоже.
Они замолчали.
В этот момент полноватый официант принес большое блюдо с жареной бараниной и поставил перед Бьорном. Ольга глянула на шипящее, сочащееся мясо. Подняла глаза на официанта:
– У вас есть русская водка?
– Конечно! – улыбнулся официант. – Две порции?
– Принесите… – задумалась она, – бутылку.
Официант кивнул, не удивившись, и вернулся с запотевшей бутылкой «Столичной» и двумя стаканчиками. Ольга молча разлила водку в стаканчики, взяла свой. Бьорн протянул пальцы, и стаканчик исчез в его длани.
Ольга скосила глаза на соседний столик. Там сидели трое смуглых пожилых евреев и неторопливо ужинали.
– Всего четыре месяца прошло, а я… не могу поверить, – произнесла Ольга. – Все это… сон какой-то. Очень муторный. Очень… очень… Ненавижу!
И выпила залпом водку.
Бьорн вздохнул:
– А я уже поверил. Когда брата похоронили, я пришел в его комнату. Там был дневник, я никогда не читал его. Я сломал замочек, открыл дневник. Он записал в тот день: «Сегодня в Гётеборге опять мое любимое небо, цвета синего корунда. Значит, будет удачный день». После этого я поверил, что Томаса больше нет. Нет моего младшего брата.
Он вздохнул и выпил свою водку.
– Синий корунд… что это? Камень?
– Да. Брат учился на геологическом. Он
– А мне мама говорила, что у меня глаза – берлинская лазурь плюс немного изумрудной зелени.
– Она была художником?
– Нет, просто реставратором. Но давно. Еще до эмиграции.
Ольга наполнила стаканчики. Посмотрела на неловкие руки Бьорна и впервые за вечер улыбнулась:
– Ты очень большой. Брат был таким же?
– На два сантиметра выше. И в баскетбол играл лучше меня. На улице нас звали «фонарными столбами».
Ольга с улыбкой смотрела на него:
– Как это по-шведски?
– Фонарный столб? Lyktstolpen.
– Ликтстольпен… – повторила Ольга.
Выпитая на голодный желудок водка быстро опьянила ее.
– Давай за них. За… наших. Только чокаться не надо.
Они выпили. Но Ольга выпила быстрее.
– Все русские девушки так быстро пьют? – спросил Бьорн, переводя дыхание.
– Не все. Избранные. Ешь, пока горячее.
Она взяла с его тарелки баранье ребро, вцепилась в сочное мясо зубами.
– Что ж ты меня не спросишь о моей версии?
– Какая твоя версия?
– Мне кажется, что фирма «LЁD» знает, кто нас бил молотом.
– Не знает.
– Ты видел их приставку, пробовал ее?
– Да, конечно. Кто ее не пробовал…
– Но там же тоже лед! Там ледяной наконечник, который стучит тебе в грудь. И ты испытываешь какую-то грусть, потом появляется какой-то круг людей, и тебе становится очень хорошо с ними.
– Это просто компьютерная игра нового поколения. Безусловно, сенсор-приставку изобрела корпорация «LЁD», они же породили миф о тунгусском льде, который якобы вызывает необычные ощущения у людей, когда им стучат в грудную клетку. Они якобы добывали этот лед, везли его из тундры, все наконечники только из этого льда… Но это миф. Лед есть лед. Упавший с неба или замерзший на земле – он одинаков. И что бы ни говорили их «ученые», миф о льде тунгусского метеорита – лишь повод подороже продать свой продукт. Об этом было много написано. Серьезные ученые подняли их на смех. Это даже обсуждать не интересно… На своей приставке «LЁD» сделал миллиарды. И зачем им еще похищать людей и лупить ледяными молотами?
– Но кто-то использует их идею! – выкрикнула Ольга так громко, что сидящие за соседними столиками оглянулись.
– А может быть, наоборот?
– Что – наоборот?
– Может быть, «LЁD» использует чужой метод?
– Стучать льдом в грудь до смерти?
– Да.
– И что же это за метод?
– Пока не знаю. Что-то из древних культов. Может, у кельтов, например, или у якутов был такой обряд. Может, это делали шаманы. Хотя ни в Интернете, ни в нашей университетской библиотеке я такого ритуала не нашел.