333 удовольствия и 1000 проблем
Шрифт:
Устроители и здесь выпустили негра, и девки честно визжали, хотя, на мой взгляд, негр был, прямо скажем, не очень. Он был тонкокостный, худощавый, с накачанными стероидами мускулами, которые инородно смотрелись на его хрупком торсе и длинных руках. Плечи и шея отсутствовали у негра на теле как категория. Зато голова у него была непропорционально большая и походила на черное яйцо. К тому же организаторы, очевидно, строго-настрого наказали ему для зажигания женских масс время от времени с важным видом шукать левой рукой в области гульфика. Негр честно трогал себя в положенном месте, выслушивал ответные вопли из зала — в общем, зрелище было прежалостное. Хоть бы накладку
Все двадцать минут, что шел показ, я раздумывала, как мне про это мероприятие написать. Вроде ответ напрашивался сам собой: врежь правду-матку и ничего кроме нее. Получится аналитическая ехидная заметка, которыми так бедна наша пресса. С удовольствием опубликуют, денег дадут и, если буду дальше продолжать в том же духе, назовут продвинутым молодым автором. По всем статьям прибыль. А с другой стороны, ну, пропляшу я на костях двух молодых дур, пусть даже они старше меня? Почему именно их — по гамбургскому счету? Они плохи, уныло вторичны, несамостоятельны, но разве они хуже других? Или другие лучше? Ничем не лучше. Тогда есть ли смысл тыкать их носом в содеянное, как котят в свежие говняшки, [9] оказавшиеся в неположенное время в ненужном месте? Желания не было. Никакого.
9
См. сноску 8.
Меня когда-нибудь погубит мое великодушие. Непременно. Железное правило всех детских игр «лежачего не бьют» по жизни стало чем-то вроде категорического императива. Может быть, со временем удастся от этого избавиться, а пока придется смириться и выкручиваться. Ведь Мирка ждет от меня чего-нибудь остренького, и не следует ее подводить. М-да! Желание добра ближнему часто выводит нас на торную тропу подлости и саморазрушения.
Мои раздумья оборвал вспыхнувший свет. Дефиле кончилось. Публика селевым потоком хлынула в гардероб, увлекая за собой и меня с Сероуховой.
Коллекция, конечно, не выразительная, — напевно зудела мне на ухо Сероушка, — но я профессионал, так что выйду из положения. Я много фоток с манекенщиков сделала. Там у них один мальчик был на Ди Каприо похож.
Который?
Ну тот, светленький, с прыщиками. И негр, конечно. Просто супер. Крутой негр. И с ним фотку поставлю в колонку. Зашибись получится!
Меня вдруг стало колбасить со злости. Да что она, курица слепая, совсем ничего не видит? Накопившийся во мне за вечер негатив требовал выхода, а крюшон предательски подталкивал на безобразия. Я огляделась. В курилку было не войти: там как сельди в бочке терлись друг о дружку животами пожилые дядьки в строгих костюмах с изрядным лишком веса. У стойки гардеробщик обслуживал стайку геев, выдавал их стильные курточки. Рядом с зеркалом, не в силах оторвать от себя глаз, крутились пританцовывающие девчонки всех мастей. Им явно хотелось «продолжения банкета». А мне хотелось разрядиться.
Толпа вяло циркулировала в спертом воздухе по гардеробу, и только гардеробщик двигался с неимоверной быстротой, словно жонглировал разноцветными вещичками. Гардеробщик был негр. Не такой лиловый до черноты, как тот, на подиуме, зато более ладно скроенный. А Сероушка все норовила продемонстрировать мне свой нерастраченный сексуальный потенциал и продолжала петь дифирамбы тому, с подиума:
Боже, какой же он красавчик, — скулила она, пялясь в свою цифровую камеру, — как сладкий черный персик!
Интересно, она надеется таким образом сойти за нимфетку?
Хочешь, я тебя обрадую? Вон гардеробщик тоже негр, ничем не хуже.
Где, где? — Сероушка завертела головой в разные стороны, — Ой! Да ну-у-у… — разочарованно потянула она, — ска-ажешь тоже.
Тебе просто униформа глаза застит. Ты их разуй и увидишь: совсем не хуже.
Ху-у-уже. Я лучше знаю! Я профессионал!
И это была последняя капля, которая переполнила чашу моего терпения.
Я ощутила немедленный позыв к действию и, чтобы не стать убийцей безвредной дуры, решительными шагами направилась к стойке.
Сейчас я тебе докажу!
Ляля, не надо! Ляля, пусти! — канючила перетрухнувшая Сероушка, которую я поволокла за собой.
Извините, — сказала я негру-гардеробщику, — не могли бы вы нам помочь? Мы с подругой поспорили. Я утверждаю, что вы гораздо красивее, чем ваш собрат, гулявший сегодня по подиуму, и ваши внешние данные гораздо лучше, чем у него. А матерый зубр светской хроники, — я кивнула на Сероухову, она была малинового цвета, — утверждает обратное. Вы не могли бы нас рассудить?
Я на работе, — засмеялся гардеробщик, — нет времени.
Я что-то не понимаю, — не унималась я, — говорю мужчине, что он прекрасен, а он мне — времени нет.
Так всегда бывает в жизни, детка, — наклонился ко мне один из геев, — женщинам не везет.
Так я не собираюсь с ним трахаться здесь и сейчас! Я хочу доказательства своей правоты! Я утверждаю, что он — хорош и на подиуме смотрелся бы не хуже другого. А он не хочет оказать снисхождения и раздеться до пояса!
А ведь она — права, — подключился другой гей, — он гораздо лучше Джонни.
Макс, — засмеялся третий, обращаясь к гардеробщику, — иногда женщине легче дать, чем отвязаться!
Кто гораздо лучше Джонни? Этот? А что? Да-а! Не-е-ет! — подключились остальные сексуальные неформалы.
Сероушка возвышалась каланчей в водовороте спорщиков и все багровела, багровела… Если бы к ней подвели коммуникации, она бы обогрела все нуждающееся Приморье в лихую годину.
Пари! Пари! Макс! Стриптиз!! Макс! — завизжали девчонки, подвалив к нам шумным разноцветным прибоем, — Стриптиз крутого мачо!! Ва-а-ууу! Ух!
Одна из девчонок запела «Бомбу» Рикки Мартина. И многие с чувством подхватили старую добрую песню, яростно отбивая ритм ладонями. Вокруг стойки образовалось пространство с полукруг. Я уже выпустила ситуацию из-под контроля. Она стала раскручиваться помимо меня. Мне оставалось лишь петь и хлопать со всеми в первом ряду.
Макс дрогнул. Секунд пять он улыбался и отмахивался, но не стерпел — черной пумой перепрыгнул через стойку, пару раз крутанулся вокруг собственной оси, сорвал с себя форменную куртку, на мгновение замер. Потом, пародируя Джексона, тронул свои фамильные ценности. По народу пронесся гул одобрения, даже Сероушка оживилась. Макс прыжком оказался передо мной, я расстегнула пару пуговиц на его рубашке. Вокруг раздавались свист и визги. Макс снова метнулся от меня в центр круга, бросил на стойку рубашку и оказался по пояс обнажен. Раздался взрыв одобрения вперемешку с щелчками камер. Публика оживилась, компенсируя пережитую скучищу официальной части. Гардеробщик, на раз перевоплотившийся в стиптизера, — надо отдать ему должное — одним своим видом мог развеять самую беспросветную депрессуху. Ну прямо шоколадный «Оскар» — лаконичность, скульптурность, гладкость и аппетитность. Я как всегда оказалась права. И даже больше, чем права — Максу самое место на подиуме. Впрочем, он, наверное, и гардеробщиком работает не просто так, а в ожидании лучшей вакансии. Ничего, я его пропиарю: не пропадать же такому Максику среди чужих польт. В смысле пальтов.