50 знаменитых загадок древнего мира
Шрифт:
Впрочем, в клевете на Тиберия виноват был не один лишь Тацит. Сказалось веяние времени – всю культуру той эпохи пронизывал пессимизм. В поэзию подобные настроения начали проникать за столетие до этого. Поэты, жившие в век Августа, в эпоху мира, спокойствия и благополучия, не обольщались – одно лишь безвременье видели они: эпоху, утратившую идеалы, лишенную свободы. Поэтому они не спешили прославлять миротворца Августа. В далеком прошлом люди были гораздо счастливее – то блаженное время поэты называли «золотым веком». Когда Тацит писал свои труды, подобная философия еще сильнее укоренилась в умах людей, они верили, что живут в худшие времена. С неукротимой страстью он бичевал упадок римских
Факелы Нерона
Римские историки Тацит, Светоний и Дион Кассий подробно описывают годы правления Нерона. Они рисуют образ чудовища на троне, человека-зверя, жаждавшего людской крови. Однако некоторые современные исследователи сомневаются в правдивости их рассказов. Кто же прав?
Император Клавдий правил Римом более десяти лет. Семейным же он царствовал совсем недолго. Узнав, что его жена, Мессалина, «в заключение всех своих беспутств и непристойностей» (Светоний) вступила в законный брак с сенатором Гаем Силием, он велел казнить изменницу и поклялся, что никогда больше не вступит в брак, а если нарушит обет, пусть верные преторианцы заколют его.
Отныне он сторонился женщин, правда, привечал свою племянницу, Агриппину. Она часто навещала шестидесятилетнего дядюшку, весело щебетала, не уставала его нахваливать, а год спустя, в 49 году н. э., они стали супругами. По настоянию Клавдия, сенат обязал его жениться на Агриппине «для высшего блага государства» (Светоний), хотя прежде такие браки считались кровосмесительными.
Дядя многое делал, чтобы побаловать племянницу, и главное – усыновил ее сына, Луция Домиция Агенобарба (Агенобарб – Рыжебородый), чтобы тот стал опорой законному наследнику – Британнику. С февраля 50 года Луций Домиций носил громкое имя Нерон Клавдий Цезарь Друз Германик. Своего брата Британника он теперь обзывал «незаконнорожденным».
В учителя сыну Агриппина выбрала одного из мудрейших римлян – философа Сенеку. Тот должен был вырастить из Нерона идеального правителя. Нерон быстро усвоил мысль, что он избранник, достойный Рима. С тринадцати лет, на год раньше положенного срока, он участвовал в заседаниях сената и носил мужскую тогу. Его говорливости можно было позавидовать: он срывал аплодисменты, произнося перед сенаторами речи, составленные его даровитым спичрайтером – Сенекой. В дни народных празднеств Нерон демонстративно появлялся на улице в одежде триумфатора, тогда как Британник потерянно стоял рядом в детской одежде. Совестливые учителя Британника пробовали за него заступиться, но больше их никто уже не видел вблизи ребенка.
В октябре 54 года подданные в последний раз увидели и императора Клавдия. После одной из трапез он рухнул на пол, мучимый нестерпимой болью, и скончался. После смерти императора к преторианцам, охранявшим дворец, вышел Нерон. Он робко осматривал солдат; те косились в сторону своего начальника – Афрания Бурра. Последовал знак командира – солдаты взорвались ликованием. Кто-то принес носилки, и под аплодисменты нового императора отнесли в лагерь. Нового императора звали Нерон Клавдий Цезарь Август Германик.
Согласие сената стало чистой формальностью. Патриции довольствовались обещанием Нерона не допускать произвола, чем грешили его предшественники-тираны, и уважать полномочия сенаторов. Некоторые заговорили даже о возвращении «золотого века» – так
Клавдий был торжественно погребен и обожествлен. Однако его завещание Агриппина не стала обнародовать, а его законный наследник, Британник, уже не мог и мечтать о потерянной власти. Тем временем на улицах и площадях Рима поговаривали, что мужа отравой накормила жена. Гордая Агриппина не прислушивалась к сплетням. Все ее внимание занимало воспитание сына. По ее просьбе Сенека и Бурр наставляли Нерона в политических и военных вопросах. А пока сын был молод, всем в Риме распоряжалась Агриппина. Она все время была на виду. Когда по городу несли на носилках юного императора, рядом возлежала мать. Ее портрет чеканили на монетах – такая честь подобает лишь императорам.
Но юный правитель не огорчался тем, что выглядит «маменькиным сынком» и не тянулся к власти. Он правил, развлекаясь: то раздавал подарки народу; то назначал пособия обедневшим; то реформировал суды; то принимал меры против подделки завещаний; то устраивал пышные зрелища; то заботился, чтобы цены на продовольствие не росли. Дворец императора был словно рог изобилия для бедноты: «в народ каждый день бросали всяческие подарки – разных птиц по тысяче в день, снедь любого рода, тессеры (римские «чеки» – шарики, на которых указывалось, что должен получить предъявитель) на зерно, платье, золото, серебро, драгоценные камни, жемчужины, картины, рабов, скотину, даже на ручных зверей, а потом и на корабли, и на дома, и на поместья» (Светоний). Все восхваляли правителя, щедрого и доброго.
Лишь мать ругала его, она не хотела утратить над ним контроль. Узнав, что сын влюбился в греческую вольноотпущенницу, она вышла из себя, осыпая Нерона ядовитыми упреками. И вдруг Нерон узнал, что разгневанная его непокорством Агриппина, назвала Британника «законным наследником отца». Возмущению императора не было границ. У него, Нерона, как у расшалившегося мальчишки, отбирали любимую игрушку – власть! Он действовал без промедления. У известной изобретательницы отрав Локусты, погубившей, говорят, и его отчима, он добыл бесцветную настойку – яд – и подлил отраву в кушанье брата прямо во время публичной трапезы. С первого глотка тот упал замертво. Часть гостей в панике разбежались. Впрочем, в последующие недели немало римлян будут хвалить Нерона за его решительность. Лучше убить одного честолюбца, чем разорить страну и город в новой гражданской войне.
Словно зверь вырвался из клетки, которую держала на замке Агриппина. Теперь дверцы распахнулись, и ей не стало покоя, как и спасения. Все, что она завоевала вкрадчивостью и коварством, отдавала без обороны – лишь убегала прочь от сына, вкусившего крови, от сына, которого тиранила, любила и презирала. Он пытался ее отравить, но мать принимала противоядия. Он пытался ее утопить, но мать сумела спастись. И все-таки однажды на виллу, где укрывалась под защитой перепуганных рабов Агриппина, пришли присланные ее сыном убийцы. Говорят, что когда центурион вытаскивал из ножен меч, она подставила ему живот, воскликнув: «Поражай чрево!» Труп сожгли до рассвета.
День убийства матери был объявлен праздником – ведь удалось отвратить заговор, устроенный коварной женщиной. В этот день будут проходить публичные игры в честь счастливого спасения Нерона. Сенаторы не возражали. Народ же совсем не безмолвствовал. Когда Нерон, испуганный, как нашкодивший школьник, въехал в Рим, народ встретил его ликованием. Это был триумф. Наконец он свободен. Теперь Нерон мог делать все, что ему угодно. Все больше времени он проводил на стадионе, наблюдая гонки колесниц. Он даже сам пробовал участвовать в состязаниях и правил квадригой.