5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне
Шрифт:
Вы постигаете теперь, почему во Франции порою бывали министры-империалисты, жаждавшие увеличить ее колониальные владения. И нам следует еще поздравить себя и воздать хвалу умеренности наших правителей, которые могли бы взвалить на плечи стране куда больше колоний.
Но опасность еще не миновала, и нам грозит восьмидесятилетняя война в Марокко. Неужели колониальное безумие никогда не кончится?
Я хорошо знаю, что рассудительность не свойственна народам. И откуда им быть рассудительными, если вспомнить, из кого они состоят. Но нередко какой-то инстинкт предупреждает их о том, что может причинить им вред. Порою они способны наблюдать и делать выводы. Они постепенно учатся на горестном опыте собственных заблуждений и ошибок. Когда-нибудь они усвоят, что колонии для них — лишь источник опасностей и путь к разорению. Торговое варварство уступит место торговой цивилизации, а насильственное проникновение — проникновению мирному. Эти идеи находят ныне доступ даже в парламенты. Они восторжествуют — не потому, что люди станут менее корыстны, но потому, что лучше поймут, в чем их подлинные интересы.
Величайшая ценность на земле — сам человек. Чтобы благоустроить земной шар, надо сначала устроить человеческую
Наблюдая за силами, которые приводят в движение общество, быть может, удастся обнаружить признаки того, что эра насилий заканчивается. Войны, некогда бывшие неизменным состоянием народов, ныне происходят лишь время от времени, и периоды мира сделались куда более продолжительными, нежели периоды войны. Наша страна дает пищу для любопытных размышлений. Французы занимают в военной истории народов особое место. Если все остальные народы вели войны исключительно из корыстных интересов или по необходимости, то французы способны были сражаться из чистого удовольствия. И вот знаменательно, что вкусы наших соотечественников переменились. Лет тридцать назад Ренан писал: «Всякий, кто знает Францию, кто наблюдал жизнь в ее больших городах и в провинциальной глуши, не колеблясь, признает, что уже полвека эта страна настроена в высшей степени миролюбиво». Многие наблюдатели отмечали, что французы в тысяча восемьсот семидесятом году не имели ни малейшего желания браться за оружие, и объявление войны было ими встречено с горестным изумлением. И несомненно сегодня мало кто из французов помышляет о новой военной кампании, все охотно приемлют мысль, что армия нужна лишь для того, чтобы избежать войны. Приведу лишь один из множества примеров, характеризующих состояние умов. Господина Рибо [317] , депутата, бывшего министра, пригласили на какой-то патриотический праздник; в ответ он прислал извинительное письмо, содержание которого весьма знаменательно. Господин Рибо при одном слове «разоружение» морщит надменное чело. Он испытывает к пушкам и знаменам пристрастие, подобающее бывшему министру иностранных дел. В своем письме он объявляет национальной опасностью идеи о мире между народами, распространяемые социалистами. Он видит здесь отступничество, с которым не может примириться. Но это вовсе не означает, что он воинственен. Он также желает мира, но мира помпезного, великолепного, блистательного и славного, как война. Между господином Рибо и Жоресом спор идет лишь о путях к сохранению мира. Оба они миролюбивы. Но Жорес — просто миролюбив, а господин Рибо — миролюбив высокомерно. Вот и все. Еще ярче и убедительнее, чем настроения социал-демократов, довольствующихся миром, так сказать, в блузе и пальто, о бесповоротном закате идей реванша и завоеваний свидетельствуют настроения буржуа, которые требуют мира, украшенного военными регалиями и окруженного видимостью славы, ибо здесь налицо тот переломный момент, когда воинственный инстинкт перерождается в стремление к миру.
317
Рибо Александр-Феликс-Жозеф — французский буржуазный политический деятель, апологет империалистической политики, неоднократно возглавлял кабинет министров (1892–1893, 1914–1917).
Франция постепенно приходит к осознанию своей подлинной силы — силы духовной; она начинает постигать свою миссию, которая состоит в том, чтобы сеять идеи, властвовать в области мысли. Недалек день, когда Франции станет ясно, что единственно прочной и надежной ее силой были ораторы, философы, писатели и ученые. Да, когда-нибудь французы будут вынуждены признать, что им не следует полагаться на свое численное превосходство, которое столько раз обманывало их надежды, а теперь бесповоротно ускользает от них, и пора уже удовольствоваться славой, которую им гарантируют завоевания ума и достижения научной мысли.
Жан Буайи покачал головой.
— Вы хотите, чтобы Франция звала народы к согласию и миру, — сказал он. — Уверены ли вы, что ее станут слушать, что ее призыву последуют? Больше того, обеспечено ли ее собственное спокойствие? Не приходится ли ей страшиться угроз извне, предвидеть опасности, стоять на страже своих границ, заботиться о собственной обороне? Одна ласточка весны не делает; одному народу не под силу обеспечить всеобщий мир. Кто может поручиться в том, что Германия содержит армии только с целью не допустить возникновения войны? Немецкие социал-демократы хотят мира. Но они не господа положения, их депутаты не пользуются в парламенте тем влиянием, на которое имеют право судя но числу их избирателей. И вы думаете, Россия, едва вступившая на путь промышленного развития, так скоро вступит на стезю миролюбия? Возмутив спокойствие Азии, она, вы думаете, не возмутит затем и спокойствие Европы?
Но если, допустим, Европа и становится миролюбивой, то разве Америка, не становится на наших глазах воинственной? После того как Куба низведена на положение вассальной республики, а Гавайские острова, Порто-Рико и Филиппины аннексированы [318] , никто уже не решится отрицать, что Американская Федерация ведет завоевательную политику. Некий янки, публицист по фамилии Стед, заявил под одобрительный гул всех Соединенных Штатов: «Американизация мира началась». А господин Рузвельт [319] мечтает водрузить звездный флаг в Южной Африке, Астралии и Вест-Индии.
318
…Куба низведена на положение вассальной республики, Гавайские острова, Пуэрто-Рико и Филиппины аннексированы… — В результате испано-американской войны 1898 г. по Парижскому мирному договору США получили Пуэрто-Рико и Филиппины. Куба была объявлена «независимым» государством под протекторатом США. В том же 1898 г. США аннексировали Гавайские острова.
319
Рузвельт Теодор (1859–1919) — президент США в 1901–1909 гг.; один из идеологов американского империализма, вдохновитель испано-американской войны 1898 г.
320
Тит Ливий (59 г. до н. э. — 17 г. н. э.) — римский историк, автор «Римской истории от основания города».
Янки объявляют, что они через четыре года начнут войну против Германии. Мы поверим, если они скажут нам, где предполагают встретиться с врагом. Однако это безрассудство дает пищу для размышлений. Когда порабощенная царем Россия или, скажем, полуфеодальная Германия пестует армии для битв, это еще можно попытаться объяснить старинными привычками и пережитками сурового прошлого. Но когда страна новой демократии, Соединенные Штаты Америки, эта ассоциация дельцов, сборище эмигрантов из всех стран, не связанных ни национальной общностью, ни традициями, ни воспоминаниями и исступленно борющихся за доллары, внезапно испытывает желание выпускать торпеды в броненосцы противника и подрывать на минах вражеские колонны, — это свидетельствует о том, что беспорядочная борьба за промышленное господство и овладение богатствами земли приводит к культу грубой силы, что яростная промышленная конкуренция порождает яростное военное насилие, а торговое соперничество разжигает такую ненависть между народами, что потушить ее можно лишь потоками крови. Колониальная одержимость, о которой вы недавно говорили, — всего лишь одно из проявлений этой конкуренции, столь превозносимой нашими экономистами. Подобно феодальному строю, капиталистический строй — строй воинственный. Началась эра великих войн за промышленное господство. При нынешней системе производства, проникнутой духом национализма, пушка будет устанавливать торговые тарифы, основывать таможни, открывать и закрывать рынки. Это — единственное, чем регулируется торговля и промышленность. Уничтожение — вот роковой результат экономических условий, которые царят сегодня в цивилизованном мире…
Gorgonzola и stracchino [321] благоухали на столе. Слуга принес свечи, снабженные проволокой и служившие для того, чтобы зажигать длинные сигары с соломинкой, столь милые сердцу итальянцев.
Ипполит Дюфрен, некоторое время не принимавший никакого участия в беседе, сказал негромким голосом, в котором звучала горделивая скромность:
— Господа, наш друг Николь Ланжелье только что утверждал, будто многие люди боятся опозорить себя в глазах современников, допустив возможность той ужасающей безнравственности, какой представляется нравственность будущего. Мне неведом этот страх, и я написал небольшую повесть, единственное достоинство которой, быть может, в том, что она доказывает, как спокойно я взираю на будущее. Когда-нибудь я попрошу разрешения прочесть ее вам.
321
Названия сортов сыра (итал.).
— Прочтите сейчас, — предложил Бони, зажигая сигару.
— С удовольствием послушаем, — подхватил Жозефен Леклер, Николь Ланжелье и г-н Губен.
— Не знаю, захватил ли я с собой рукопись, — сказал Ипполит Дюфрен.
И, опустив руку в карман, он достал свернутые в трубку листы бумаги и прочел нижеследующее.
V. ВРАТАМИ ИЗ РОГА ИЛИ ВРАТАМИ ИЗ СЛОНОВОЙ КОСТИ [322]
322
«Вратами из рога или вратами из слоновой кости». — Образ, взятый из античной мифологии.
«Снов суть двоякие двери: одни, говорят, роговые,
Оными легкий дается исход для теней правдивых;
Блещут другие, из белой сделаны кости слоновой,
Лживые к небу чрез них посылаются Манами грезы».
(Вергилий. «Энеида», кн. 6.)
Было около часа ночи. Перед тем как лечь в постель, я распахнул окно и закурил папиросу. Гудок автомобиля, проезжавшего по аллее Булонского леса, нарушил тишину. Деревья струили прохладу, покачивая своими темными вершинами. Ни одного живого звука. Даже жужжания насекомого не было слышно над бесплодной почвой города. Ночное небо блистало звездами. Воздух в тот вечер был необыкновенно прозрачен, и было ясно видно, что звезды — различного цвета. Почти все они сверкали белым огнем. Но были среди них и желтые и оранжевые, точно пламя угасающих светильников. Попадались и голубые, а одна звезда мерцала таким чистым и мягким бледно-голубым светом, что я не в силах был отвести от нее взгляд. Жаль, что мне неизвестно название этой звезды, но меня утешает мысль, что люди все равно не дают звездам их настоящего имени.