70 дней борьбы за жизнь
Шрифт:
Вдруг вы спотыкаетесь о свою палку, открываете глаза и останавливаетесь, пораженный картиной… Первое время вы не можете сообразить, где вы, как сюда попали.
— Что случилось? — спрашивают с удивлением спутники. Но вот вы приходите в себя.
— Ничего, споткнулся.
И по-старому тянется ледяное поле, но ближе видны торосы. По-старому солнце ослепительно светит, по-старому болят глава.
А галлюцинации не совсем исчезли. Еще ясно ощущается душисты! пряный запах фруктов, и воздух, кажется, напоен им. Что это? Неволен ли я? Спять закрыты глаза, опять медленное, мерное покачивание, опять недовольно поскрипывает наконечник палки о том, что далеко, далеко нам итти…
Если я благополучно вернусь домой, то обязательно поступлю на службу куда-нибудь на Черное или на Каспийское море. Тепло там… В одной рубашке ходить можно и даже босиком. Неужели правда можно? Странно… Буду есть много апельсинов, яблок, винограда… Но и шоколад тоже ведь хорошая вещь с ржаными сухарями, как мы едим в полуденный привал. Только теперь мы очень мало его получаем, этого шоколада. А хорошо бы поставить перед собой тарелку с просушенными сухарями, а в руку взять сразу целую плитку шоколада и есть, сколько хочется. Ах, зачем я пошел в плавание в холодное, ледяное море, когда так хорошо там, на теплом юге! Как это было глупо. Теперь казнись, иди, иди, иди… подгоняемый призраком голодной смерти. Мечтаешь ехать на теплый юг, когда ты еще находишься в области вечно движущегося льда, далеко от земли. Ты еще доберись сначала до оконечности самой северной земли. Доберешься ли?
Перевалив через громадные торосы, мы убедились, что никакой полыньи за ними нет. Впереди был виден далеко торошенный лед, по которому предстояло искать мало-мальски сносную дорогу. Раскинули палатку и расположились на ночлег. Пошарив по каякам, нашли кое-что лишнее, годное на топливо, и, хотя не удалось согреть воды для чая, но для питья натаяли. И то хорошо. На ужин получили по 400 граммов сухарей и по столовой ложке замороженного масла. Если это масло согреть своим дыханием, забравшись в малицу, то его можно пальцем намазывать на сухарь. Это тоже вещь вкусная и сытная.
Сегодня сделали хороший переход, не менее шести километров, но зато впереди у нас не дорога, а частокол. Спать легли мрачные и молчаливые. Утром я проснулся радостный и возбужденный, под впечатлением только что виденного хорошего сна. Сейчас же поделился им со спутниками как чем-то действительно радостным, имеющим прямое отношение к успеху нашего путешествия. Своим одушевлением я увлек и всех спутников. Они тоже пришли в хорошев настроение, в особенности после того, как в тот же вечер, совершенно неожиданно оказавшись около большой полыньи, мы убили несколько тюленей, давших нам много мяса и жира на топливо. Мы отдыхали, были сыты и счастливы. Мы легко падали духом, но зато немного надо было и для счастья.
Полынья, около которой мы встали, была очень велика. Противоположная кромка ее чуть видна на горизонте. Ветер в эти дни держится все время северный, так что замерзающая «шуга» или «сало» все время относится к противоположной стороне. У нашей кромки тоже намерзает свежий ледок и несется туда же через полынью. В бинокль можно рассмотреть, что такой ледяной каши у противоположной кромки очень много. Съездили туда на каяке и убедились, что пробиться через эту кашу шириной около полумили нельзя и высадиться на старый лед невозможно.
Надо искать обхода этой полыньи или более удобной переправы. На восток полынья постепенно расширялась до нескольких миль. Пройдя километров около десяти, мы все еще не видели края и не замечали, чтобы она начала суживаться. На западе полынья постепенно суживалась, но, пройдя километров пять-, мы не дошли до зажатого места.
Очень много ходило по этой полынье белух, ботельносов и полосатиков. [7] Поминутно слышалось их пыхтенье, и эти небольшие киты носились здесь и там по несколько штук, то показывая спины, то исчезая под водой.
Тюленей на этой полынье показывалось тоже много, но слишком далеко. Впрочем, если начать подсчитывать, как подсвистывают лошадям, когда их поят, то тюлени, видимо заинтересованные, подходят ближе, стараясь высунуться повыше из воды. Таким образом нам удалось убить четырех или пять тюленей. Теперь мы были обеспечены топливом на несколько дней, а мясо ели жареное и в похлебке с молотым горохом.
Тюленье мясо в вареном и жареном виде по цвету напоминает дичь. Оно темного цвета и мягкое. На вкус — довольно приятно. В тюлене, по-моему, все съедобно. Печенка тюленя — это даже деликатес. Тюлений мозг, если его прожарить в кипящем сале, очень вкусен Тюленьи «катары»— самые оконечности, — хорошо пропеченные, очень похожи не телячьи ножки.
Первое время мои спутники сильно злоупотребляли тюленьим салом, нарезая его мелкими кусочками и сильно прожаривая. Получалось то, что называется «шкварками», которые мы ели из экономии без сухарей, с одной солью. На непривычный желудок такое лакомство действует как слабительное. Но желудок ко всему приспособляется: в конце концов и «шкварки» не оказывали особенного действия на наши желудки.
У этой большой полыньи мы простояли два дня. За это время в западной — более узкой — части ее накопилось много молодого и тонкого льда, который набился друг под друга и достаточно окреп. По этому тонкому слою мы и переправились через полынью. Взяли немного восточнее, надеясь, что там будут полыньи, идущие на юг и соединяющиеся с большой полыньей, но этого не случилось.
Попадались мелкие полыньи, дававшие нам пищу, но плыть по ним было нельзя.
"Ровнушка"
За этой удачей снова начались неудачи. Опять пошли торосы, пять глубокий снег, опять продвижение за день не превышало трех километров. Больше всего затруднял глубокий снег, в котором нарты вязли и часто ломались. Чуть не каждый день приходилось заниматься починкой, после чего нарты становились на ходу все тяжелее.
Настал май. Одному из матросов, Баеву, казалось, что к западу путь должен быть легче. С какого-то очень высокого ропака он увидел на юго-юго-западе совершенно ровный лед, тянувшийся очень далеко на юг. Снега на том большом поле было мало, и он был крепок. Как выражался Баев: «Такая ровнушка, что копыто не пишет».
Но напрасно путешественники целый день забирали правее, напрасно Альбанов с торосов разглядывал окрестность, — «ровнушка» как в воду канула. Баев все стоял на своем: «есть «ровнушка», но только он, должно быть, сбился с дороги и не может ее найти.
— Сам своими глазами видел, верьте, сам шел по ней. Такая «ровнушка», что конца-края не видно. Не иначе как до острова.
На следующий день, 3 мая, утром караван направился к юго-юго-востоку поискать дорогу, не желая больше забирать вправо. Баев же отпросился поискать свою «ровнушку» правее.