А может?..
Шрифт:
В начале мая Нина должна была вернуться в Ковингтон: своё слово она сдержала и предложение Джули и Кевина сняться в нескольких эпизодах восьмого сезона не раздумывая приняла. В марте руководство огорошило актёров новостью: сериал был продлён ещё на один сезон. Официально информация о том, что восьмой сезон должен был стать последним, подтверждена не была, но члены каста были убеждены в том, что это действительно так. Их уверенность была вполне объяснима: к тому, что история «Дневников вампиров» подходит к своему логическому завершению, говорил сценарий. В последних сериях возвращалась Елена, к Деймону и Энзо наконец возвращались чувства, а Аларик с невестой и дочками уезжал из Мистик-Фоллс. Кэролайн Драйз даже подумывала о том, чтобы
Возвращаясь в США, Нина понимала, что их «холодная война» с Сомерхолдером затянулась, и что им стоит расставить все точки над i, наконец придя к какому-то решению. Поэтому первым делом после прилёта в Ковингтон она планировала отправиться к ним домой. Добрев до сих пор толком не представляла, каким будет их разговор с Йеном, но была готова, кажется, ко всему. В этот раз, несмотря на то, что болгарка была уверена в своей правоте, она оказалась решительнее и, может быть, чуточку мудрее Йена.
«Ты будешь дома через час? Я приеду. Думаю, нам нужно поговорить», — получив такое сообщение утром, Сомерхолдер почувствовал, с одной стороны, какую-то горечь, поняв, до какой степени они с Ниной отдалились, раз теперь она даже не предупредила его о том, что возвращается, а с другой — душевный подъём: находиться в «подвешенном состоянии» ему надоело не меньше, чем ей, хотя на примирение он по-прежнему не рассчитывал. Отказываться хотя бы попытаться по-человечески поговорить он, конечно, не стал.
Нина приехала даже немного раньше, чем обещала. Увидев её на пороге дома, Йен ощутил непонятное, но приятное волнение: то ли оттого, что впервые за два месяца он наконец-то встретился с ней лично, то ли потому, что девушка, представшая перед ним, сильно изменилась за такой короткий промежуток времени: в чертах лица Нины не осталось и намёка на некоторую детскость, которая всегда сохранялась в её внешности. Нет, она не стала выглядеть старше: она выглядела взрослее. Во взгляде по-прежнему был огонь, отражавший её душу, горевшую желанием всё успеть и, может быть, совершить невозможное, отражавший невероятно сильную внутреннюю энергетику и прожигавший насквозь того, кто осмеливался посмотреть в эти бездонные карие глаза. Однако в них уже не танцевали бесенята. Во всём — взгляде, осанке, каждом движении — читалась уверенность. Увидев Нину впервые, можно было бы сказать: «Эта девушка знает себе цену», а пообщавшись с ней лично, убедиться в этом. Всё, что увидел в ней Йен за эти несколько секунд, не в силах передать ни одна фотография. Заметив округлившийся, но ещё небольшой
Йен, зная любовь болгарки к чёрному английскому чаю, предложил его ей, и она охотно согласилась. Хотя они уже не проводили время в молчании, как это было в последние дни пребывания Йена в Торонто, обмениваясь какими-то бытовыми репликами наподобие разговоров о том, как прошёл полёт, воздух между ними всё равно был словно бы наэлектризован.
— Прошло уже два месяца, — начала Нина, когда они с Сомерхолдером сели за стол с чашками горячего чая. — И мы с тобой уже как будто чужие люди.
Немного помолчав, она добавила:
— Почему так происходит, Йен?
Брюнет, сам того не заметив, опустил взгляд: в голосе Нины слышались горечь и разочарование, и сам он ощущал то же самое.
— Нина, мы вместе уже семь лет. Мы хоти…хотели пожениться, — хрипло проговорил он, не осмелившись сказать в настоящем времени. — И я не хочу, чтобы пропасть между нашими взглядами на жизнь разом перечеркнула всё.
Йен сделал паузу, так как подбирать слова было трудно. Через несколько секунд он несмело произнёс:
— Но я и сам уже перестал понимать, что происходит в наших отношениях. И, клянусь, в такой ситуации я оказался впервые.
— Последнее время я жила в сомнениях, — призналась Нина. — Это так страшно — спустя столько лет усомниться в том, есть ли у тебя будущее с человеком, ближе и роднее которого ещё недавно было трудно представить. Йен, раньше у нас никогда не возникало споров о моей работе. Ты всегда знал о том, как я мечтала построить карьеру в кинематографе и добиться в нём успеха. А сейчас у меня складывается ощущение, что, будь у тебя возможность, ты бы запер меня дома на семь замков.
Услышав последнюю фразу, Сомерхолдер усмехнулся. Иногда такое желание у него действительно появлялось, и тогда он понимал, что он жуткий собственник.
— Это только из-за моей беременности, или?..
Йен внимательно посмотрел на Нину. Он не боялся смотреть ей в глаза, наоборот, хотел этого: слишком долго он был лишён возможности почувствовать тепло её взгляда.
— Нет, — мотнул головой он. — Я безумно волнуюсь за тебя и нашего малыша, потому что ты по натуре своей — трудоголик и привыкла отдаваться работе на все двести процентов. Я прекрасно видел, насколько уставшей ты возвращалась со съёмок. Но есть и другая причина для моего беспокойства. С тех пор, как ты узнала, что беременна, в тебе что-то изменилось. Мне показалось, что ты начала избегать меня, и особенно заметно это стало, когда я прилетел в Торонто. В этот момент я впервые подумал, что это может быть началом конца. Скажи, ты чего-то боишься?
Девушка отвела взгляд, так как поняла, что Йен точно угадал, а может быть, почувствовал её эмоции. Она не знала, как подобрать слова, чтобы ответить на его вопрос.
— Нина, ты хочешь этого ребёнка? — вдруг несмело спросил Сомерхолдер.
В его вопросе не было ни капли упрёка или желания уколоть побольнее. Однако услышав его, Нина вздрогнула.
— Йен, ты мог бы даже не спрашивать меня об этом, — с уверенностью сказала она, мотнув головой. — Я уже люблю его больше жизни.
Рука непроизвольно дёрнулась к животу.
Йен хотел было положить на руку Нины свою, чтобы успокоить её, но какой-то внутренний барьер не дал ему это сделать.
— Но ты прав, во мне действительно есть страх. И относится он как раз к тому, какой может стать моя жизнь в скором времени. Для него я постараюсь стать самой заботливой матерью, — с нежностью и надеждой произнесла она. — Но я не считаю, что для того, чтобы ребёнок был счастлив, его мама должна двадцать четыре часа в сутки проводить дома. Я очень не хочу того, чтобы мой мир в конечном итоге ограничился пелёнками, детскими садами, школами. Я никогда не стану домохозяйкой, Йен, пойми это.