А может?..
Шрифт:
«Посмотри, что ты сделал. Ты воткнул ей нож прямо в спину. Она верила тебе.»
— Йен, твой телефон… Взяла Никки, — нервно сглотнув, разговор начала Нина. Её голос дрожал. — Йен, пожалуйста, ответь мне сейчас только на один вопрос. Да или нет. Только будь откровенен со мной, больше ни о чём не прошу.
Сомерхолдер обессиленно кивнул.
— Ты был сегодня у неё?
Йену не хватало смелости ответить на этот вопрос. Лично признаться в подлом, грязном предательстве. Это было выше его сил. От безысходности хотелось выть.
— Нина…
— Я просила лишь ответить на вопрос.
В
— Да.
Такое короткое слово несло в себе слишком многое и отдавалось сильной болью в груди.
Около минуты в помещении стояла звенящая тишина. Йен опустил голову: смотреть в глаза Нине было невыносимо. Добрев же, наоборот, прожигала его взглядом, будто бы зная, что он сейчас чувствует, и желая сделать ещё больнее.
Наконец, в гостиной прозвучал голос Нины, в котором, кажется, смешалось всё: разочарование, обида, ненависть, опустошённость, невероятная горечь и отвращение, но вместе с этим — уверенность, что она хочет того, о чём говорит.
— Пошёл вон.
====== Глава 59 ======
Soundtrack: Artik pres. Asti — Зима
Йен, задержав дыхание, сжал губы и на несколько мгновений закрыл глаза. Он ждал этого. Он знал, что другого просто не заслуживает. Но в момент, когда он услышал эту наполненную ненавистью фразу от человека, от которого её услышать было страшнее всего, его сердце дрогнуло. Кажется, его счастливое прошлое, настоящее — сложное, но дававшее надежду, будущее, ради которого Йен жил, — всё рушилось в эту секунду. Винить в этом было некого: лишь себя самого. И от этого было ещё больнее.
Сомерхолдер распахнул глаза и вновь увидел перед собой Нину. Девушка покраснела и, стиснув зубы и тяжело, с шумом дыша, смотрела на него в упор. Нина не моргала: глаза были полны слёз, и она очень хотела сдержаться, чтобы он не видел, как она плачет, не видел её слабости, — но сердце просто не способно было вынести очередной удар. Потому, что удар этот был не от какого-то соперника, а от близкого человека, который в эти страшные дни, когда она одного за другим теряла родных людей, оставался единственным, кто мог понять, что ей нужно, кто, вопреки всему, всё ещё крепко держал её за руку, не давая сорваться вниз.
Йен понимал: ему не хватит сил послушаться и уйти. Наверное, это эгоистично. Но перед своими чувствами к девушке, которая в этот момент горячо ненавидела его и при этом всё-таки любила одновременно, он был безоружен.
— Нина, умоляю, выслушай… Ни о чём больше не прошу, — едва слышно произнёс он.
— Можешь не оправдываться, — с презрением ответила Нина.
Она почувствовала, как по щекам, вопреки её попыткам держать себя в руках, текут предательские горячие слёзы.
В этот момент Йен, словно бы на миг забыв обо всём, сделал шаг в её сторону и положил руки ей на плечи, пытаясь успокоить, как раньше.
— Нина, пожалуйста… — словно молитву, шептал он. Но какие слова теперь могли всё исправить?
— Не трогай меня.
Эти слова девушка произнесла абсолютно спокойным тоном, не переходя на крик, но они резали слух гораздо сильнее самого неприятного звука, потому что в каждом из них
Болгарка, пошатнувшись, сделала несколько шагов, села на ближайший диван, закрыла лицо руками и с шумом сделала глубокий вдох: дыхание сбивалось, а сердце стучало так быстро, что от этого даже болела грудная клетка.
— Я не знаю, будут ли что-то значить для тебя эти слова, — нервно сглотнув, пересохшими губами произнёс Сомерхолдер. — Но, Боже мой… Нина, умоляю, прости меня… Я полный урод, я знаю это! Ты даже представить себе не можешь, как я сейчас себя ненавижу.
Нина молчала, и Йен чувствовал, как эта тишина медленно, секунда за секундой, убивает его.
— Я не знаю, поверишь ли ты мне. Наверное, так глупо звучат эти слова от меня после всего произошедшего, но… Я люблю тебя, Нина. Люблю так сильно, как умею. Я никогда не думал, что буду так зависим от человека, но ты… Войдя в мою жизнь, ты навсегда изменила её, позволив узнать, каково это — просыпаясь рядом, понимать, что день ото дня влюбляешься только сильнее; находясь в разлуке, бесполезно пытаться сконцентрироваться на работе, а внутри думать только об одном — о том, что совсем скоро ты будешь со мной, и я вновь смогу тебя обнять; как может кожа покрываться мурашками от одного лишь прикосновения, а от поцелуя — просто сносить крышу.
Йен с шумом выдохнул и едва заметно покачал головой.
— Я уже не умею жить без тебя, понимаешь? — сказал он, посмотрев Нине в глаза.
Она отвела взгляд.
Сомерхолдер тщетно пытался подобрать такие слова, которые могли бы растопить лёд, который слышался в каждой фразе, произнесённой этой девушкой.
— Нина, — произнёс Йен. — Посмотри на меня. Скажи всё, что думаешь обо мне, крикни, что ненавидишь меня. Если хочешь — дай мне пощёчину, я заслужил это, — в голосе Сомерхолдера было отчаяние. — Только не молчи… — умолял он.
Наконец, болгарка снова подняла на Йена глаза, и он почувствовал, как у него начинают гореть щеки.
— Йен, помнишь, — вдруг произнесла Николина, — когда наши отношения ещё только начинались, я попросила тебя только об одном: чтобы в них не было лжи.
Сомерхолдеру было невыносимо слышать это: он помнил тот разговор до мельчайших подробностей. «Если ты встретишь другую — просто уходи», — сказала тогда Нина. «Я не буду делить тебя с кем-то ещё и не позволю тебе вести двойную игру. Я сама никогда не стану тебя удерживать рядом с собой, если увижу это в твоих глазах. Прошу, обещай мне одно: что ты не будешь мне лгать. Это подло. Это предательство». И Йен пообещал.
— Почему ты не сдержал обещание? — тихо спросила она дрожащими губами.
Сомерхолдер был в растерянности и не мог что-либо ответить. Он понимал, что произошедшее прошлой ночью, было страшнее обычной неверности: это как раз было самое мерзкое предательство, потому что всё случилось тогда, когда Нина стала более всего уязвима. И когда он был на самом деле так нужен ей…
— Потому, что я не люблю Никки, — наконец сказал Йен. — Она не «другая девушка». Я не знаю, как объяснить произошедшее, правда… Это просто какое-то помутнение рассудка. Я был сильно пьян, мысли об этом противны мне.