А может?..
Шрифт:
— У тебя минералка есть? — спросил Сомерхолдер.
— Да, в холодильнике, — отозвалась болгарка.
Через полминуты брюнет принёс бутылку, налил воду в стакан и отдал Нине.
— Нет, господи, я больше не могу, — простонала она. — Желудок болит. Меня как будто всю наизнанку вывернули! Я уже эту воду видеть не хочу.
Её внешний вид оставлял желать лучшего: она была очень бледна, под глазами синяки — результат бессонной ночи, проведённой в клубе, а на лбу выступала испарина: несмотря на то, что её ещё полчаса её знобило, теперь у неё, кажется, поднялась температура. Йен очень волновался
— Тебе нужно восстановить водный баланс в организме, — объяснил Йен, — иначе начнётся обезвоживание.
— Ну блин, ну не-е-ет, — как маленький ребёнок, захныкала болгарка, и Сомер не смог сдержаться от улыбки.
— Теперь уже точно тошнить не будет, — заверил он, успокаивая девушку, увидев немой вопрос в её глазах.
— Меня тошнит от её вкуса, — настаивала на своём Добрев.
— У воды нет вкуса, — рассмеялся Сомерхолдер. — Нина, если ты выпьешь её, тебе станет легче, вот увидишь, — терпеливо уговаривал её он.
Нина нехотя взяла у него из рук стакан, с недоверием покосившись на брюнета.
— Только маленькими глотками, — предупредил Йен. — Молодец. Сейчас я тебе принесу что-нибудь обезболивающее, боли уже явно не от отравления, а оттого, что желудок пустой.
Йен провёл так последующие несколько часов. Облегчение в состоянии Нина чередовалось с новыми приступами, поэтому он не мог уехать и постоянно был рядом с ней, держа наготове необходимые лекарства. Друзья и коллеги постоянно писали смс, справляясь о её самочувствии. Лишь к четырём утра, кажется, всё закончилось: у Нины на щеках проступил румянец, боли прекратились.
— Я пойду в душ, — наконец проговорила Добрев, вставая с дивана.
— Тебе лучше? — спросил Смолдер, который, казалось, только начал засыпать.
Болгарка, даже не повернувшись к нему, кивнула.
— Голова не кружится? Можешь сама идти?
— Да, всё в порядке, — заверила она.
Принятие душа окончательно привело её в сознание, но, выйдя из ванной, Нина почувствовала, как её начинает знобить вновь: Йен заметил, как у неё трясутся руки.
— Озноб не прошёл? — спросил он.
Болгарка мотнула головой.
Йен ушёл из гостиной и, вернувшись через минуту с пледом, накинул его ей на плечи, укутав девушку в него и уложив её на диван.
— Это остаточные симптомы, — сказал он. — Скоро пройдёт. Тебе принести горячего чаю?
Добрев внимательно смотрела на него: волосы были взъерошены, глаза — красными и очень сонными, взгляд — обессиленным, но в нём отчётливо читалось беспокойство. Йен выглядел очень уставшим, но, казалось, причина была серьёзнее и заключалась не в физическом или умственном утомлении после рабочего дня и бессонной ночи: это была душевная усталость, если её можно так назвать. Сегодня Нина впервые заметила мелкие морщины у его глаз.
— Зачем ты это делаешь? — прошептала она.
Сомерхолдер посмотрел на неё, но вскоре отвёл взгляд, устремив его куда-то вдаль.
— Я обещал, что буду рядом, если тебе будет нужно, — ответил он. — Полагаю, сегодня такой момент
Нина повернулась набок и обняла руками колени, но ничего не ответила. Вскоре болгарка уснула.
Минут через пятнадцать Йену пришло СМС. Оно принадлежало Кэндис.
Йен, как Нина?
Порядок, Кэн. Заснула.
Сомерхолдеру было некомфортно, но он не решился оставить Нину до утра, поэтому до самого рассвета просидел рядом с ней, не смыкая глаз. Он не сводил на неё взгляд, слышал её неспокойное прерывистое дыхание и чувствовал внутри сильный страх, что сейчас она проснётся и ей снова станет плохо. Во многом именно из-за этого Йен остался с ней на ночь.
К счастью, страхи Сомерхолдера не оправдались, и Нина к утру уже окончательно отошла от своего состояния. Уговоры остаться дома хотя бы на день, чтобы долечиться, на неё не подействовали. Йен предлагал ей подвезти её до съёмочного павильона, но она отказалась, так что оставаться он больше не видел смысла.
— Йен, — вдруг окрикнула его Добрев, когда он уже собрался уезжать.
Брюнет обернулся.
— Спасибо, — произнесла она.
Йен молчал, глядя ей в глаза, и понимал, что в этом «спасибо» нет ни капли искренности и благодарности — разве что вежливость.
— Не за что, — наконец пробормотал он и, выйдя за порог, закрыл за собой дверь, даже не попрощавшись.
Такой обычный диалог, а на сердце будто бы положили раскалённое железо.
«Она тебе ничего не обязана, мало ли чего ты там ждёшь», — повторял себе Сомерхолдер, крепче сжимая руль автомобиля.
— Боже мой, Остин! — именно такой радостный возглас Нины услышал Сомерхолдер одним декабрьским утром, когда был около курилки. Зайдя, он увидел Нину, обнимавшую Стоуэлла. Рядом с ними стояли Кэндис и Пол. — Задница ты, почему не предупредил о том, что приедешь? Хотя, подождите-ка… Так вот о каком сюрпризе говорила Кэндис!
— Именно, — блондинка щелкнула пальцами.
Добрев была так счастлива его видеть, и Йен почувствовал, как в нём закипает ревность.
«Да, давай, добивай меня», — мысленно сказал он Николине.
— Мистер Стоуэлл у нас весь такой внезапный, — рассмеялась Аккола.
— Рад видеть тебя, — добродушно сказал Пол, протягивая руку Остину, когда Нина отстранилась от него.
— Взаимно, — отозвался Остин, отвечая на рукопожатие. — На самом деле, у меня просто выдалась свободная неделя перед съёмками в Лос-Анджелесе, и… О, Йен, привет! — дружелюбно поздоровался он, увидев Сомерхолдера.
— Салют, — протянул брюнет, пожав ему руку, чтобы не нарушать этикет. — Вот уж не ожидал, что ты приедешь.
«Мда, не очень-то вежливо. Звучит, как „Ну и чего припёрся?“ Ладно, плевать. Кто он мне, чтобы я волновался о том, как вести себя с ним?»
— Как раз рассказываю об этом. Я вернулся из Чили раньше, чем планировал: мой агент загорелся идеей, чтобы я прошёл пробы на роль в «Стрэттоне» у Саймона Уэста. Я прочёл сценарий, в нём всё, как я люблю: боевик с огромным количеством погонь и перестрелок и элементами драмы. Конечно, я отказываться не стал, и удача оказалась на моей стороне: через неделю начинаются съёмки. Нину и Кэндис я не видел целую вечность, поэтому решил не тратить время зря, — объяснил Стоуэлл.