А может?..
Шрифт:
— Так что произошло? — поинтересовался Йен после того, как пара заказала два кофе.
— Йен, скажи, пожалуйста, ты рассказывал кому-нибудь обо всём том, что произошло между нами? — голос девушки звучал на удивление спокойно. Нина в упор посмотрела на Йена.
— Ну да, вышел на улицу с плакатами, — в свойственной ему манере хмыкнул, пожав плечами, Сомерхолдер.
— Я тебя спрашиваю серьёзно, — холодным тоном проговорила Николина, всем своим видом дав брюнету понять, что ей сейчас не до шуток.
— Нина, ты прекрасно знаешь, что у меня есть свой круг людей, которым я доверяю как себе и с которыми могу
Нина поняла, что Йен имеет в виду в первую очередь Пола, Торри и Кэндис, но в данный момент эти ребята болгарку интересовали мало.
— Объясни мне, пожалуйста, одну вещь. Почему от нашего общего друга я узнаю о том, что ты мало того что рассказал обо всём случившемся, так ещё и знатно полил меня грязью за моей же спиной?
Йен удивлённо посмотрел на Николину, но в следующее же мгновение вспомнил, что прошлым вечером действительно звонил Никки. Приложив усилия, Йен вспомнил так же и о том, что в их разговоре мелькало имя „Нина“. Неужели он, находясь не в трезвом состоянии, действительно рассказал всё Рид? Как ни пытался, поднять в памяти именно тот момент их разговора Сомерхолдер не мог.
— От какого друга? — спросил Йен.
— Сам догадаешься, если такой разговор был, — отрезала болгарка.
Сомерхолдер откинулся на спинку удобного кресла и посмотрел на Нину.
— Давай начнём с того, что я взрослый человек и сам в состоянии решать, кому рассказывать о происходящем в моей жизни, — начал он.
— Рассказывать о расставании можешь кому хочешь, — перебила его Добрев. — Только вот надо ли при этом называть меня „лживой сукой“ и „эгоистичной стервой“? Ах да, господин Сомерхолдер, я же у Вас с недавнего времени, кажется, ещё и шлюха, — язвительно проговорила девушка и усмехнулась.
Йен не верил своим ушам. То, что он мог рассказать Никки о случившемся за последние две недели, он как-то ещё мог понять. Но оскорблять Нину за её же спиной? „Да это же бред!“ — пронеслось в голове у него, но уже в следующее же мгновение брюнет осёкся: он мало что помнил из их вчерашнего разговора с Рид. Тем более, он был пьян, а значит, свои эмоции в полной мере контролировать не мог. За это ему стало стыдно, но мужское самолюбие не позволило ему признаться Нине в том, что он попросту не помнит о том, что вчера говорил подруге.
— Это ниже моего достоинства, — проговорил Йен. — Если ты считаешь меня базарной бабой, то это лишь твои проблемы.
— Мне кажется, и твои тоже, — ответила Нина. — Потому что, по всей видимости, понятие о достоинстве у тебя несколько смазано, раз ты позволяешь себе такие выходки. Я прекрасно понимаю твои чувства: ты обижен, ты в негодовании… Но не лучше ли всё высказать мне в лицо? Или жилетка друга лучше?
Йена не на шутку разозлили упрёки Нины, хоть он и понимал, что, оправдывая в себя, он, возможно, был неправ.
— Нина, оставь уже в покое эту тему, — сказал он. — Не вмешивайся хотя бы в мои отношения с друзьями и не увлекайся сплетнями. Я высказал тебе свою позицию по поводу того, что я якобы оскорблял тебя за твоей спиной. Не хочешь — не верь, твоё право.
— По-твоему, я ещё и сплетница?
— Ну уж не знаю, —
— Я хочу попросить тебя об одном, Йен: не заставляй меня разочаровываться в мужчинах. Если ты обсуждаешь и осуждаешь меня за моей же спиной, то будь добр, делай так, чтобы я об этом ничего не знала. Кроме того, я не думаю, что твоим друзьям были настолько интересны подробности нашего расставания до такой степени, что ты с радостью им всё выложил.
— Послушай, Нина, — перебил девушку Йен. — А почему ты так боишься того, что друзья узнают о причине разлада в наших отношениях? Страшно? Или стыдно? — Сомерхолдер склонил голову набок и внимательно посмотрел Нине в глаза, отчего болгарка почувствовала, как у неё больно кольнуло в области сердца. Она отвела взгляд. — Признайся, так хочется поделиться всем наболевшим с Кэндис, правда?
— Не впутывай сюда это, — прошипела Нина.
— Почему, например, я не могу рассказать о том, из-за чего я больше не хочу иметь с тобой ничего общего? „Не сошлись характерами“ — это не про нас, как думаешь?
Сомерхолдер чувствовал, как в нём самом закипает негодование.
— Если так хочется — вперёд, рассказывай всем о том, что я сделала! — внезапно вскрикнула Нина. — Давай! Ты ведь единственный пострадавший в этой ситуации! — с горечью сказала она, почувствовав, с какой дрожью она всё это говорит Сомерхолдеру.
— Есть ещё один пострадавший человек, но не думаю, что это ты, — тихо ответил Йен.
— Я давно признала свои ошибки, но ты по-прежнему не желаешь мне верить, — сказала Добрев. — Я не собираюсь оправдывать свои поступки, я несколько раз просила у тебя прощения. Однако ты не хочешь даже попытаться понять, что я могла чувствовать в тот момент. Для тебя важны только твои эмоции, твоя боль. Ты эгоист, Йен.
— Что попытаться понять?! — прорычал мужчина. — Добрев, „я не готова иметь детей в 24 года“ — это немножко слабое оправдание, как считаешь? Да, я не хочу такое принимать, потому что… — в этот момент Йен запнулся, безуспешно пытаясь подобрать подходящие слова. — Потому что это просто глупо. Рано или поздно мы бы с тобой поженились, и вопрос о детях встал бы вновь. Зачем тебе тогда вообще нужны серьёзные отношения? Когда между мужчиной и женщиной есть физическая близость, то от этого могут появиться дети, представляешь?
— Когда ты наконец отпустишь эту ситуацию? — проговорила Нина. — Йен, я уже сполна расплатилась за свой проступок, поверь. Я почти исчезла из твоей жизни, нас связывает только работа. Что тебе ещё нужно? Поиграть в священника и припомнить мне все мои грехи? Тебе правда доставляет это удовольствие? — с болью в голосе спросила Добрев. — Я встречалась с тобой потому, что я видела в будущем семью с тобой. Я видела себя твоей женой и матерью твоего ребёнка. Через несколько лет.
Сомерхолдер ничего не говорил, а лишь пристально смотрел на Николину. В этот момент они поняли, что им уже совершенно безразличен вопрос, который они хотели обсудить: они оба вернулись к своей боли, полоснув бритвой по, казалось бы, едва начавшей заживать ране. Хоть разговор был не из приятных, прекратить его никто из них не пытался: и Нина, и Йен чувствовали, что всё произошло слишком быстро и оставило между ними тяжёлое гнетущее чувство недосказанности. Им обоим сейчас нужно было выговориться.