А П Чехов в воспоминаниях современников
Шрифт:
– Иногда не пишется - я тогда бросаю и иду гулять, или в гости, или в кабачок. Потом, глядишь, и наладилось и пошло. А иногда, хоть убей, не удается работа. Пишу, мараю, переделываю, но, сколько ни тружусь, все выходит ерунда. Так и бросаю. То, что напечатано моего, это едва ли составит половину того, что я написал в жизни. У меня целый чемодан ненапечатанных рукописей - начатых, измаранных и неоконченных рассказов.
Я как-то спросил А.П., отчего он так пессимистически настроен последнее время и русская жизнь представлена так мрачно в его последних произведениях.
Чехов
– Боже мой! Довольно я написал в веселом роде, а много и просто шутовского. Пора мне серьезнее глядеть на жизнь.
III
В то время в Ялте была распространена моя книжечка "Ялта и ее окрестности". Однажды Чехов встретил меня словами: "Я прочитал вашу книжку", - и начал ее критиковать.
– Исторический очерк Ялты написан хорошо. Легенда о "золотой колыбели и наковальне" прелестна, - говорил Чехов.
– А справочный отдел совершенно недостаточен. Он должен быть вдвое, втрое, во много раз полнее.
– Но ведь я писал книжку один и между делом!
– оправдывался я.
– А для справочного, календарного отдела нужен коллективный труд!
Чехов перебил меня.
– Вот уж не согласен с этим. Я страшно ревнив к своей литературной работе и никого к сотрудничеству с собою и близко не подпущу. Я дорожу каждым написанным мною словом и не намерен ни с кем делить ни труда, ни славы. Я люблю успех. Люблю видеть успех других. Люблю пользоваться им сам.
– Вы вообще мало пишете!
– продолжал А.П.
– Журналист должен писать решительно обо всем.
– Но что может дать журналисту Ялта, большой вокзал летом и глухой уездный городок зимою? /193/
– Ну нет!
– возразил мне Чехов.
– Живя постоянно в Крыму, вы находитесь в счастливых условиях. Вокруг нас любопытный татарский быт, правы; в каждом горном урочище прячется легенда!
– Надо знать язык!
– заметил я.
– Положим! Но и без этого обойтись можно!
– настаивал А.П.
– Вот 3. знает татарский язык. Он может быть вам полезен! И отчего бы вам не попробовать писать в беллетристическом духе?
– Пробую!
– Ну и что же?
Я рассказал Чехову, что недавно вышла из печати моя книжечка - очерки плавания по Средиземному морю{193} - из моей одиссеи, предпринятой из Таганрога. Чехов спросил, заметили ли мою книжку в большой печати? Я сказал, что о книжке были отзывы в некоторых толстых журналах.
– Обругали, конечно?
– спросил Антон Павлович.
– Нет, похвалили!
– Ну, это вы счастливец!
– сказал Чехов.
И продолжал:
– Наша критика - это что-то ужасное! Не ждите от нее поддержки, снисхождения к начинающему литературному работнику. Она беспощадна, она просто жестока. Так и ищет, что бы обругать. Если бы вы знали, как меня ругали, жестоко, несправедливо, беспощадно!
Чехов сказал это с горечью и видимым раздражением. Всегда бродящая на лице его добродушная улыбка исчезла в эту минуту.
Впрочем, это продолжалось недолго. Улыбка скоро опять появилась на его лице, и веки глаз добродушно прищурились.
–
– сказал А.П.
– У вас есть ваша книжка?
– Есть!
– Один экземпляр дайте мне: я прочту. А другой, пожалуйста, пошлите на станцию Лопасня{193} Московско-Курской дороги. Я сейчас вам дам адрес.
А.П. сел писать и, подавая мне адрес, объяснил:
– Там, видите ли, у нас больница земская. И библиотека маленькая при ней. Средства у нас маленькие. Библиотеку, собственно, я завел и поддерживаю ее. Так, пожалуйста, пошлите. /194/
Прощаясь, Антон Павлович сказал:
– Вот еще что! Сегодня приехала сюда артистка Медведева. Очень добрая старушка. Она уже давно не играет, начинают ее забывать. Напишите в "Крымском вестнике" маленькую заметку, что "в Ялту приехала заслуженная артистка императорских театров Медведева". Пожалуйста, вам это ничего не стоит, а старушке это польстит. Ей будет приятно убедиться, что ее знают и не забывают.
Наверное, старушка Медведева не догадалась, кому она обязана за оказанное ей местной газетой внимание. Она ведь не знала, что А.П.Чехов любит не только свой успех, но и "успех других".
IV
В то время у А.П.Чехова было уже большое литературное имя. С ним искали знакомства, искали случая хотя бы увидеть его. Ялтинские дамы и молодежь специально отправлялись гулять на набережную затем, чтобы видеть, как гуляет Чехов с певцом М., и еще издали, по огромному росту всегдашнего спутника Чехова, узнавали через толпу, в каком месте набережной Антон Павлович находится. Концерт М., устроенный им тогда в зале гостиницы "Россия", привлек такую массу публики, что она едва помещалась в зале. Конечно, такой успех концерта М., певца хотя и очень интересного, обладавшего огромной силы басом - "черноземная сила", как определял голос М. Антон Павлович, - но малоизвестного большой публике, в значительной мере был обязан имени Чехова. Публика знала, что Чехов будет на концерте М., и шла на концерт с уверенностью увидеть, между прочим, и знаменитого Чехова.
– Чехов! Чехов! Вон он стоит! Вон он пошел! Вон он остановился!
Такой полушепот то и дело слышался в густой толпе.
Искатели "Чехова" не давали покоя Антону Павловичу и на дому. Часто к нему как к доктору обращались за медицинским советом, или, правильнее, под предлогом получить медицинский совет.
Таким А.П. говорил, что не "практикует", и направлял к местным врачам.
Бывали у А.П. и курьезы с посетителями. /195/
Он рассказывал мне, как к нему пришла молодая дама.
– Конфузится, не может говорить от волнения, смотрит исподлобья! говорил А.П.
– Я ее принимаю, прошу садиться, спрашиваю: "Чем могу служить?" Она села и, преодолев волнение, говорит: "Извините... простите меня! Я хотела... на вас посмотреть! Я никогда... не видала писателя!"
В другой раз А.П. встретил меня, видимо чем-то взволнованный.
– Послушайте!
– говорит.
– Что это у вас тут за барон В.?
И Чехов протянул мне визитную карточку барона, увенчанную короной.