А вот еще...
Шрифт:
Йджит: Серьезности? Мы — общество, посвящающее себя истории комедии абсурда — не серьезнее, чем на вкладышах в готовые завтраки. Серьезность… Дурь какая.
Йчунь: Вот! Ты лишний раз подтвердил мою точку зрения.
Йджит (вскакивая): Йджиньин любит меня, а не тебя! Так что оставь ее в покое! А это дурацкое общество можешь оставить себе и делать с ним что угодно!
Йчунь (также вставая и вытаскивая здоровенный мачете, который он каким-то
Оставшаяся часть стенограммы не поддается расшифровке, поскольку чернила смыты пятнами крови. Разобрать можно только три фразы: «проверены электроникой», «можешь называть это клоунскими штанишками» и «разумеется, слоны видят сны». Понимайте это, как вам угодно.
Рэндом скрестила руки на груди и чуть наклонилась вперед, словно сопротивляясь встречному ветру.
— Знаю я, о чем вы думаете, Тяверик. Вы думаете, я вот-вот не найду, что ответить, и скачусь к «я вас ненавижу», и выбегу отсюда прочь.
— Я надеялся только, что наш разговор закончится традиционным образом.
— Второй раз вы так легко не отделаетесь. У меня опыт пенсионера, а энергии — как у подростка, и я могу спорить с вами хоть день напролет, если вы этого хотите.
Тяверик Гавбеггер задумчиво потер переносицу.
— Ты даже не представляешь себе, насколько это далеко от того, чего я хотел.
Все время, пока этот диалог подходил к кульминации, Триллиан буквально заламывала пальцы. По части родительского опыта у нее были большие пробелы, поэтому она не имела ни малейшего представления о том, что такое хорошо и что такое плохо в данной конкретной ситуации. Даже если она и могла углядеть неясные очертания чего-то — как близорукий турист созерцает подернутый ночным туманом холм, — она не знала ни чего от этого ожидать, ни как оценить размер и крутизну «холма», если вдруг на него наткнется.
— Рэндом! — рявкнула она и тут же спохватилась. — Я хотела сказать, Рэндом… — Мягко — вот так: — Рэ-э-эндом.
— Что это ты там лепечешь, мама?
Триллиан ощутила, как в ней снова закипает привычное раздражение, но подавила его в корне.
— Я просто хочу быть с тобой помягче… участливее. Но «лепетать»? Лепетать, Рэндом, милая? Я ведь больше, чем просто мать: я твой друг. Но я ничего не лепетала, дорогая.
Рэндом обратила взгляд своих готских глаз-лазеров на Триллиан.
— Правда? А мне кажется, что сейчас ты как раз лепечешь. Лепечешь и трепещешь крылышками. Может, тебе лучше снова на репортаж? Освещать выставку собак или еще чего такого? Чтобы оставить меня наедине с каким-нибудь совершенно незнакомым типом?
Прежде чем Триллиан успела придумать ответ, в котором сочувствие сочеталось бы в должной пропорции с чувством вины, Тяверик Гавбеггер решил, что с него достаточно.
— Корабль, — скомандовал он. — В трубу младшую самку!
Потолок внезапно сделался жидким, из него выдвинулась прозрачная труба, которая, словно примериваясь, покачалась у Рэндом над головой, и с громким чмокающим звуком засосала ее.
Рэндом оказалась в прозрачном звуконепроницаемом коконе, а выпущенный в трубу мерцающий зеленый газ мгновенно усыпил ее. Лицо ее дернулось раз и застыло со странным выражением, в котором Триллиан не сразу узнала улыбку.
— Вот теперь я точно расплачусь, — заявила она, с нежностью глядя на спящую в тесной трубе дочь. — Такой улыбки я у нее не видела уже много лет. С самого детского сада, где ее назначили помощницей арбитра. Она любила штрафовать всех и каждого.
— Ребенок спит. Я могу показать тебе запись ее сна, — предложил зеленый капитан.
В горле у Триллиан снова сгустился комок гнева, и на сей раз она решила, что у нее нет повода сдерживаться.
— Да как вы смеете! — вскричала она, оскорбленно вскинув голову. — Вы обдолбали мою дочь!
Гавбеггер наклонился и подобрал с пола что-то розовое.
— А еще отрезал ей указательный палец.
Триллиан так и поперхнулась.
— Вы… что? Что, черт подери, сделали?
— Ну вообще-то, с формальной точки зрения, это сделал не я, а корабль. У трубы острые края — должно быть, в последний момент она выставила палец. Возможно, пыталась сделать непристойный жест.
— Моя девочка… моя маленькая девочка… Вы отрезали…
Гавбеггер бросил розовый предмет в потолок, который тут же растворил его в плазме.
— Ну-ну. Не отрезал. «Отрезал» подразумевает намеренное действие. А тут налицо в худшем случае случайное стечение обстоятельств.
Триллиан забарабанила по трубе кулаками.
— Артур! Этот псих режет нашу дочь!
— Совсем чуть-чуть и порезал, — возразил Гавбеггер, сверившись со своим компьютером-вафлей. — Кстати, компьютер уже вырастил ей новый палец.
Триллиан проверила. Так оно и оказалось: на кисти у Рэндом розовел нежной кожей новенький указательный палец. Крови не виднелось ни капли, и внешне девочка не выказывала ни малейших признаков дискомфорта.
— Ваша дочь спит и видит сны, — продолжал Тяверик Гавбеггер, махнув рукой в сторону экрана. — Хотя я, пожалуй, не стал бы демонстрировать вам ее сны. В них как-то многовато насилия по отношению к матери.
— Разбудите ее! — потребовала Триллиан.
— Об этом не может быть и речи.
— Разбудите немедленно!
— Сомневаюсь, что это возможно. Она совершенно невыносима.
— А вы, значит, выносимы, да?
Гавбеггер обдумал услышанное, потирая большой палец средним, как это принято у его народа, когда надо сосредоточиться.
Необходимое пояснение. Долгое время сородичи Гавбеггера полагали, что этот жест происходит из любимых сказок любимых наложниц, однако потом ученые открыли в суставах указанных пальцев железы естественного блокировщика аденозина. Быстрое почесывание сустава большого пальца высвобождает в организм столько же энергии, сколько пять среднего размера чашек кофейного напитка. В этой связи довольно многие пристрастились к такому невинному удовольствию и проводят весь день напролет на диване, почесывая палец.