А жизнь идет...
Шрифт:
Все вошли в избу.
— Я слыхал, вы покупаете овец? — спросил Беньямин.
— Да, это моя должность и профессия, — ответил Август.
— Отец хотел бы продать вам несколько штук.
— Ну что ж, пусть твой отец придёт.
— Дело в том, что он меня просил сделать это за него.
— У тебя есть письменная доверенность? — спросил Август.
— Нет, письменной как раз у меня нет, но...
— Но ведь Беньямин получит отцовский двор и все такое, — пояснил Тобиас.
— Тем лучше для него, — коротко оборвал Август.
Он был резок оттого, что ему не удалось свидание с глазу на глаз с Корнелией, и оттого, что
— Значит, торг у нас не состоится? — добродушно спросил Беньямин.
— Нет, — сказал Август и поглядел на часы.
— Вы же не станете делать различие? — сказала Корнелия с порога спаленки.
Чертовская Корнелия, она умела постоять за себя!
— Может быть, я буду делать большое различие, — отвечал Август. — Двадцать семь крон — это моя сегодняшняя цена, но после того как я посмотрю цены за границей и прочту все присланные мне телеграммы, то очень возможно, что завтра я буду платить только двадцать крон.
— Не может быть! — сказала Корнелия и совсем близко подошла к нему. — Нет, вы не захотите делать разницу между Беньямином и Гендриком, я в этом уверена.
Теперь бы он, пожалуй, несмотря на всё, сдался, потому что у неё опять были её просящие глаза, и серебряное сердечко на цепочке было дрянь, это не золотое сердечко, он бы мог сказать: «Хорошо, я беру твоих овец, Беньямин. Сколько их?» Но у него не было денег, и если б он стал просить открыть ему кредит до завтра, то они, пожалуй, не поверили бы, что он так богат. Более чем за восемь овец, он не мог заплатить, а у Беньямина их могло быть двенадцать. Он опять поглядел на часы, встал и сказал:
— У меня деловое свидание. — И, обернувшись к Беньямину, добавил: — Приходи с отцом ко мне на квартиру, в дом консула, завтра, в одиннадцать часов! Сколько у вас овец?
— Семь.
Он был спасён. Он опять сел и сказал недовольным голосом:
— Семь овец! Из-за таких пустяков не стоит беспокоить твоего отца. Я видывал стада в тридцать тысяч голов. Ты только задерживаешь людей, у меня очень важное свидание. И к тому же нет бумаги для контракта.
Корнелия принесла бумагу:
— Я как раз нашла этот последний листок!
Ну и чертёнок же эта Корнелия! Настоящий клад для того, кому она достанется.
Пока Август писал, остальные не должны были говорить. Он сейчас же остановил их болтовню:
— Так что же, писать мне этот документ, или нет?
Две сотенных бумажки появились на столе.
— А нет ли у нас кофе для дорогих гостей? — спросил Тобиас.
— Как же, но у нас только тёмный сахар, — отвечала жена.
Август встал, в десятый раз выхватил из кармана часы, пожелал спокойной ночи и вышел. Тобиас пошёл его проводить, больше никто: Корнелия не пошла. По мнению Августа, она могла бы его проводить.
— Я бы хотел поговорить с вами об одной вещи, — сказал Тобиас. — Может быть, вы не побрезгуете бросить взгляд в эту закуту?
Август сунул туда голову и спросил:
— Что здесь такое?
— Взгляните на эту овчину. Может быть, вам угодно купить её?
— Нет, — сказал Август.
— Ну да, этого и нельзя было ожидать. Но это отличная овчина, и последний, кто укрывался ею, был тот самый евангелист, который вас крестил. И потом вы бы быстро перепродали её.
Август покачал головой.
— Вы же покупаете овец, поэтому я подумал, что вы купите у меня эту замечательную овчину. Но этого нечего было ожидать. И потом вам, конечно, не нужна ни одна из всех моих вещей. Да у меня и нет никаких вещей, я до того припёрт к стене, что не знаю, куда мне деться. А когда понадобилась помощь вдове Солмунда, то ведь они не постеснялись придти ко мне в дом и потребовать, чтобы я купил билеты на какой-то увеселительный вечер, как они это называют, и пришлось выбросить три кроны. И так каждый день и каждый час всякие расходы...
Август поглядел на часы.
— Я не стану вас задерживать, — сказал Тобиас. — И стыдно так прямо просить вас, но сосед мой получил четыреста крон, а на меня пришлось только триста. Не то чтобы я завидовал ему...
— Но у него же было на четыре овцы больше, чем у тебя!
— Да. Не сердитесь на меня, но он всё-таки получил на целую сотню больше, чем я. И при этом ведь он меня же должен благодарить, потому что вы начали с меня. Поэтому я и решил, — если б вы заплатили мне сейчас за зимний корм...
— Нет, — сказал Август и пошёл.
— Ну, конечно, этого и нельзя было ожидать, — согласился Тобиас и пошёл за ним. — Ни в коем случае нельзя было ждать. Но если б вы согласились вытащить меня из пропасти и протянуть мне руку помощи, то я отдал бы вам в залог документ на мою избу. Что вы на это скажете?
Август спросил вдруг:
— А зачем Корнелия посылала за Беньямином?
— Что? За Беньямином?
— Она послала за ним брата.
— Да, — сказал Тобиас, — зачем она это сделала? Бог да простит меня, но это чёрт знает что за беготня с этим Беньямином! Недавно он подарил ей украшение, и потом он солидный и богатый муж для неё, — этого нельзя отрицать. Беньямин получит всё после своего отца, так что Корнелия ничего не потеряет. Да, вы же сами слыхали, они продали только семь овец, но в таком случае у них осталось по крайней мере две овцы с ягнятами и баран на племя. У них страсть сколько всяких вещей и всего! За Корнелию вы не беспокойтесь, — если что вам показалось не так, ей-то будет хорошо. И насколько я знаю, они скоро женятся.
Август поглядел на часы.
— Ну, так что же вы скажете относительно того, что я вам говорил? Совершенно новая изба с дверьми и окнами, и всё, что только можно пожелать.
— Мне не нужен твой дом, — сказал Август.
— Я в такой крайности. И это для вас сущий пустяк...
— Ступай к своему зятю, Беньямину, раз уж он такой молодец! — оборвал Август всю болтовню.
И он поступил тут, как настоящий мужчина и капитан...
Как раз теперь, когда он сделался богатым и важным и мог показаться во всем своём блеске, Корнелия оказалась потерянной для него. Потерянной? Совсем потерянной? Это ещё не известно. Они не видали ещё всего блеска. С каким удовольствием он покажет им своё овцеводство! У него было их теперь двадцать семь штук. Иёрн Матильдесен завтра же придёт за ними и отведёт их в горы. Август слыхал предание о том, как некто по имени Кольдевин, и позднее другой, по имени Виллац Хольмсен, пасли стада овец в горах. Это не было мечтой и чудачеством, над которым будут смеяться, наоборот, он основывает огромное дело; для начала он купит тысячу голов, может быть, ему придётся снять контору в городе...