А жизнь продолжается
Шрифт:
На пристани он сталкивается с Адольфом, одним из его дорожных рабочих. Август немало удивлен, но Адольф желает ему доброго утра и смотрит своему десятнику прямо в глаза, ему скрывать нечего.
— Как, это ты, Адольф?
— Да, я как раз собирался идти назад.
— Что ты тут делаешь?
— Да ничего. Взял и пришел.
— Почему ты не спишь?
— Я проспал весь вчерашний день. Мы все вчера спали.
— Как я понимаю, ты поссорился со своим соседом по койке, — сказал ему Август.
— Нет. А вообще да, потому как у него поганый язык.
— Ну и чего тут переживать? Ты же знаешь, что из
— Да.
— Кстати, хорошо, что я тебя встретил. Пусть твоя бригада переделает выемку. Некоторые плиты лежат неровно, поправьте их. Я приду попозже, у меня тут кое-какие дела.
Адольф на это кивает и говорит:
— Да я не переживаю. Только он с утра и до ночи. Прямо уши вянут.
— Да брось ты! Ну что он такого говорит?
Адольф уклоняется от прямого ответа.
— Она перевязала мне палец, когда я поранился, с тех пор все и началось, — объясняет он.
Август об этом наслышан: когда Адольф ободрал себе палец, Марна, сестра хозяина, была рядом, она оторвала полоску от своего носового платка и сделала ему перевязку. Только и всего. Быть может, фрекен Марна и не стала бы стараться ради первого встречного, но Адольф был молод и хорош собой, видимо, он ей нравился. Что ж тут дурного? Однако раздули это незнамо как, а Адольф все принимал близко к сердцу, стало быть, товарищи своим зубоскальством выжили его из койки и из дому.
— Ты бы не потолковал с ним? — попросил Адольф.
— Что за глупости! Ну чем он тебе досаждает, что он такого говорит?
— Он несет похабщину.
— Иди-ка домой и приляг еще на часок, — сказал Август.
Он подгреб к шхуне, поднялся на борт, соскреб старую замазку в разбитом иллюминаторе, прошелся чуток метлой, слегка прибрался, свернул валявшийся трос и повесил его на место, старому юнге не привыкать. В этот утренний час ему, вероятно, кое-что вспомнилось, под ногами у него снова скрипела палуба, он был как у себя дома; он оглядел снасти, по старой привычке глянул на небо и определился с погодой. Он расхаживал по палубе, и пустое судно отзывалось на топот милым его сердцу эхом. Доброму шкиперу Ульсену следовало бы отдраить шхуну после всей этой сельдяной эпопеи, именно что отдраить, потому что вымыли ее спустя рукава. Но шкипер Ульсен и носа сюда не казал, он обитал далеко на суше, с головою окунувшись в свое маленькое хозяйство.
Август спустился в каюту, находившуюся в кормовой части, и принялся собирать разлетевшиеся стекла. Докторовы сорванцы постарались на славу — осколки были повсюду, и на столе, и в койке, Августу пришлось перетряхнуть простыни. Оттуда выпало несколько шпилек, и женский поясок, и еще кое-что — белоснежная подвязка, которой поддерживают чулок. Кто-то позабыл, подумалось Августу, слишком уж она торопилась! Он увязывает найденные вещицы в маленький узелок и, выйдя на палубу, бросает в море.
Управившись на шхуне, Август поспешил на прокладку дороги, но он все равно опоздал, навстречу ему ехал в коляске Гордон Тидеманн. Экая незадача! Хозяин конечно же остановил его.
Однако опасения оказались напрасны, хозяин, как всегда, был исполнен благожелательности.
— Вот что я хотел спросить у тебя, Подручный, я надеюсь, дорога будет достаточно широкой?
— Широкой? Насчет этого не беспокойтесь.
— Да, но я собираюсь купить автомобиль, свободно
— А большой?
— Обыкновенный пятиместный.
Август машинально взялся за складной метр, но не стал его раскладывать и начал считать в уме: сто восемьдесят, да еще пятьдесят на крылья.
— Еще как пройдет! — заверил он.
Черт возьми, ну и молодец же этот Подручный! — подумал про себя Гордон Тидеманн. Хорошо иметь на службе такого человека, сведущего и в морских, и в сухопутных делах.
Гордон Тидеманн встал сегодня раньше обычного, не то чтобы его что-то беспокоило, нет, скорее, он испытывал некоторое любопытство, ведь он претворял в жизнь бесспорно великий план: консульство в Сегельфоссе, первое в этих краях и, быть может, единственное, — британское. Он работал над этим проектом втайне и получил поддержку у высокопоставленных лиц, даже его знакомые в Англии принимали в этом участие. Он был уверен, что дело выгорит. Но в последние дни его начало разбирать любопытство, и он торопился в контору проверить почту. Проект его вряд ли мог где-то застрять, конкурентов не было и не предвиделось, польза — несомненная, момент — подходящий, однако прохождение по инстанциям длилось целую вечность.
Он отпирает контору — он распорядился прорубить отдельную дверь, чтобы не ходить каждый раз через лавку. Шторы уже подняты, почта лежит дожидается на конторке. Он срывает с правой руки перчатку и торопливо хватает конверт.
Да, это то самое письмо.
Он разрезает его ножом, так как любит во всем порядок, но руки у него дрожат, а карие глаза выкатились еще больше.
Да, это экзекватура.
Уф! Он читает письмо, не находит в нем никаких ошибок, смотрит на дату, изучает странного вида подписи. Сняв пальто и вторую перчатку, он усаживается на свой высокий табурет и прочитывает от начала до конца все документы. Это забирает у него немало времени, остальную почту он не удостаивает вниманием.
Он принимается расхаживать взад и вперед, и служащие в лавке догадываются, что он размышляет о серьезных материях. И они нисколько не ошибаются. Он размышляет над тем, какие перемены повлечет за собой его назначение: автомобиль надо покупать не откладывая, придется Подручному перестраивать под гараж стойло и навес для коляски. Нужно приобрести английский флаг, а самому ему обзавестись формой. Кто знает, может, это положительно повлияет и на товарооборот? И он определит нового агента по торговым делам на маршрут Хельгеланн — Тронхейм? На уведомительных письмах у того будет значиться: торговый агент консула Гордона Тидеманна, Сегельфосс…
Он звонит в колокольчик, вызывает старшего приказчика и, приветственно кивнув ему, говорит:
— Около моей двери в контору появились безобразные вывески, сними-ка их.
— Слушаюсь.
— Все рекламы маргарина.
— Слушаюсь.
— И табака. И консервов тоже. Все убрать.
— Слушаюсь.
— Пока все.
Да уж, хорошо бы это выглядело, если б герб британского консульства соседствовал с вывеской, на которой красуются банки из-под сардин.
Он бросил взгляд на остальную почту, вскрыл несколько конвертов, там были счета, квитанции об уплате пошлины. И письмо, опущенное здесь в городе, наверняка просительное, он часто их получает, в основном от местных крестьян, важной шишке этого не избежать.