А. А. Прокоп
Шрифт:
Голос Петра Аркадьевича звучал где-то очень далеко, едва различимо, походил он на глухое бормотание, которое невозможно было разобрать. Очертания Бориса, Петра Аркадьевича расплывались, поглощал их прохладный густой туман, похожий на туманы, которые бывают в первые недели осени, покрывая собою всё вокруг настолько, что не видно собственного носа.
Сколько прошло секунд, сколько раз дернулась вперед незримая стрелка…
… Павел увидел всё четко и мало, что изменилось, только заметно посерело, осунулось, впустило в себя опередивший календарь сентябрь, — и Борис переоделся в служебное облачение. Большой золотой крест накрыл половину его груди, увеличилась округлая с
— Павел Владимирович с вами всё в порядке? — Борис взял Павла за руку.
— Да только я не понимаю, где я — признался Павел.
— Там же, где и были и ничего особенного не происходит. Мы приехали к вам по поводу бумаг. Вы обещали всё подготовить к сегодняшнему дню.
Голос Петра Аркадьевича звучал мягко. Павел поднял голову вверх и осмотрелся по сторонам. Скромная дача тёщи увеличилась в размере дважды. Изменился дизайн, пропала горочка на въезде, пропали автомобили. Вместо них стояли экипажи, коричневые лошади двигали головами.
— Какие бумаги?
— Я же говорю, что с ним что-то происходит — Борис обратился к Петру Аркадьевичу, пропустив вопрос Павла мимо ушей.
— Нужно что-то с ним делать. Нельзя оставлять человека в таком состоянии совершенно одного. Сегодня же переговорю с господином Резниковым, он найдет очень хорошего психиатра.
— Да конечно Петр Аркадьевич. Я и супруга Павла Владимировича будем очень благодарны вам, если вы и господин Резников поможете близкому нам человеку.
— Конечно, какой может быть разговор, и всякие благодарности с вашей стороны, кажутся мне неприемлемыми. Мы с господином Резниковым переживаем за Павла Владимировича не меньше вашего. Вы Борис прекрасно знаете об этом.
— Дорогой Петр Аркадьевич, какие могут быть сомнения. Господь бог, сейчас наполнят меня своим присутствием. Он вместе со мной радуется, что вы заботитесь о нашем друге. Не обижайтесь на мои слова, даже если они показались вам…
Петр Аркадьевич на этом месте перебил Бориса.
— Это вы меня неправильно поняли. Я совсем на вас не обижаюсь, просто уточнил. Вы меня извините.
Петр Аркадьевич представлял из себя саму любезность. Борис не уступал ему в этом. Они разговаривали, не обращая внимания на Павла. Складывалось впечатление, что его и вовсе не было возле них. Павел хотел что-то сказать, но сидящий внутри страх неожиданно осмелев, вылез наружу и сев рядом с Павлом, — начал зажимать рот Павла ладошкой. Ещё он делал, какие-то знаки, которые не понимал Павел. Но он видел, что Борис с Петром Аркадьевичем, так же, как и он видят присутствие рядом с Павлом предателя по имени страх. Только сие не испугало Павла. Страх выглядел точной копией его самого, и поэтому они сейчас не могут разобрать, кто есть кто. Значит хорошо, что их двое. Теперь странные люди, прикидывающиеся его друзьями, точно не смогут его найти.
Правда они и не собирались этого делать, а спокойно продолжали свой разговор.
— Дела Петр Аркадьевич. Пожалуюсь вам, а что скажите делать. Прихожан, вроде, много, а наносного на них ещё больше. Иногда думается, что одна мишура осталась.
— Ну, что вы батюшка Борис. Ненужно принимать всё близко к сердцу. Тем более никогда всё сразу и не бывает.
— Немало лет уже прошло. Казалось бы, что результат должен быть. Согласитесь, что количество должно переходить в качество. Только я этого совсем не вижу и, что греха таить, частенько у меня наступает раздражение.
— Образование
— Где настоящая вера, там и образование. Знание, короче говоря. Это взаимосвязанные понятия. Глубина естественным образом должна заменять собою поверхностное понимание.
— Не согласен с вами батюшка Борис. Ритуальность, даже не имеющая в себе глубокого понимания, осмысления всё равно очень важное дело. Достаточно определенного процента религиозно образованных прихожан, а остальные могут быть сочувствующими, и мне кажется, что этого вполне достаточно.
— Серьёзный разговор Петр Аркадьевич. К сожалению, поверхностность может в любой момент обернуться другой стороной. В этом и заключается её недостаток.
— Должен согласиться с вашими выводами, но на то и пастырь, чтобы вести стадо.
— Так то оно так…
Павел слушал разговор, находясь в состоянии, которое было сходно с сильным опьянением. Ему казалось, что его голова не держит равновесие и постоянно стремиться упасть вниз.
— Всего нам не обсудить. Я сегодня встречусь с господином Резниковым, и он приедет проведать Павла Владимировича в ближайшее время.
— Постарайтесь Петр Аркадьевич. Вы знаете, как это для нас важно.
— «Вы знаете, как это для нас важно. Вы знаете, как это для нас важно» — сказанное Борисом предложение долбило по сознанию Павла.
Страх снова залез внутрь. Спрятался между горлом и грудью. Сознание пульсировало какое-то время, прорывалось сквозь пелену густого тумана. Первым признаком стало онемение пальцев на руках, за ним последовало неприятное головокружение. Глаза преодолели преграду. Беседка была такой, как и должна была быть. Домик вернул себе утраченный облик. Пальцы, пощипывая, наполнялись кровью. Возле Павла никого не было. Его любимый автомобиль стоял совершенно одиноко, но даже с расстояния десятка метров Павел отчётливо видел следы от шин недавно покинувшего это место чужого автомобиля.
Поднявшись, Павел понял, что его сильно штормит. Он уперся рукой в деревяшку ограждения и простоял больше минуты. Дверь в дом была открыта настежь. Память подводила Павла, он не мог вспомнить оставил ли он её в таком положение, или его уже ждет господин Резников, любезно откликнувшийся на призыв своих друзей батюшки Бориса и Петра Аркадьевича Столпнина, которым по совместительству являлся господин Выдыш и никто другой.
Павел зашёл внутрь и остановился на входе, вслушиваясь в гнетущую тишину. — «Не ходи дальше. Уезжай отсюда, куда глаза глядят» — говорил ему страх, а Павел чувствовал, как тот трясется внутри него, и заставляет трястись вместе с собой и самого Павла. Всё же Павел преодолел сопротивления страха и осторожно ступая, оказался на кухне. Он обреченно не удивился, увидев в доме известного ему человека, лишь подумал о том, что батюшка Борис с Петром Аркадьевичем обманули его, сказав, что приедет господин Резников, но он видел перед собой капитана Резникова.
Тот сидел на диване, который находился в комнате, но хорошо был виден из кухни. На столе, где недавно обедал сардельками Павел, лежал чёрный револьвер Резникова, смотря на Павла бесконечной темнотой своего дула.
— Зачем это? — спросил Павел.
— Не догадываетесь, Павел Владимирович — ответил Резников, положив ногу на ногу и следующим движением, достав из портсигара папиросу.
Зеленая форма с золотыми погонами выглядела в глазах Павла, сейчас совершенно естественно. Что-то внутреннее успокаивало Павла всё сильнее. Страх не спросив разрешения, покинул своё местоположение. Сапоги на ногах Резникова блестели чёрным, ослепляли Павла.