А. С. Секретная миссия
Шрифт:
– Смотрите-ка, – тихонько сказал барон, чувствительно толкая Пушкина под ребро. – Вам не кажется…
Пушкин всмотрелся. С нешуточной надеждой ответил:
– По крайней мере, нашим рассуждениям это вполне отвечает…
Отвернувшись, они краешком глаза наблюдали за степенно приближавшимся пожилым, представительным господином, бритым, как актер, с белоснежной шевелюрой, одетого довольно старомодно, в темном фраке времен сражения под Ватерлоо. Опираясь на толстую трость, какую обычно носили старики, уже не вполне полагавшиеся на свои ноги,
– А? – многозначительно подмигивая, спросил барон.
– По-моему, дождались, – сказал Пушкин, чувствуя бодрящий подъем.
– Тогда…
– Думаю, самая пора, – кивнул Пушкин.
Непринужденно отойдя на три шага, барон задел тростью торчавшего у ворот мальчишку и что-то ему тихо сказал. Сорванец – истинное дитя улицы – важно кивнул и, засунув руки в карманы потрепанных плисовых панталон, направился в сторону предместья. Уже миновав пожилого господина, он вдруг подпрыгнул и завопил:
– Руджиери! Руджиери!
И, насвистывая, побрел дальше. Никто не обратил внимания на выкрик уличного мальчишки, оставшийся к тому же совершенно непонятным для всех, кто находился поблизости – вот только пожилой господин явственно вздрогнул, сделал такое движение, словно собирался оглянуться, но в последний миг удержался усилием воли. И пошел дальше, уже гораздо быстрее, не касаясь тростью земли.
Никаких сомнений более не оставалось. Они с двух сторон двинулись к достигшему распахнутых ворот господину. Пушкин, раскинув руки, весело и беззаботно закричал по-французски:
– Милейший дядюшка Себастьян, наконец-то! Мы уже измучились ожиданиями!
И заключил невольно шарахнувшегося итальянца в крепкие объятия. Теперь он видел, что это действительно был доподлинный Руджиери, хотя и плохо узнаваемый без бороды, сбритой совсем недавно – четко выделялась белая кожа на щеках и подбородке.
С другой стороны подскочил барон, самым задушевным образом обхватил итальянца и, приблизив лицо, сердитым шепотом сообщил:
– Если ты, рожа продувная, бежать припустишь или начнешь орать, я тебя, клянусь полковым знаменем, насквозь проткну, и будешь, как заяц на вертеле…
– Ну что же вы так, барон, – сказал Пушкин весело, не размыкая объятий. – Попробуем предоставить мессиру Руджиери шанс на спасение… Дражайший синьор, быть может, вы захотите позвать на помощь, а то и крикнуть полицию? Смею заверить, мы не будем вам препятствовать. Вон как раз прохаживается страж закона, ради устрашения преступников напустивший на себя бравый и угрожающий вид… Не желаете позвать?
Кукольник таращился на него, как на привидение, не проявляя никаких намерений устроить шум.
– Я думал, вас уже давно… – прошептал он так тихо, что они едва расслышали.
– Отправили на тот свет? – догадливо подхватил Пушкин. – Или устроили какую-нибудь гнусность? Должен вас разочаровать, синьор, мы с моим другом в огне не горим, в воде не тонем… Ну, что же? Будете звать полицию? Или предпочтете промолчать? Что-то мне подсказывает, что в кармане у вас лежит паспорт на какое-то другое имя, вовсе не то, которое дали вам при крещении родители. А ведь в Праге найдутся люди, которые вас превосходно помнят именно как синьора Руджиери… Так что от скандала, подозреваю, плохо придется в первую очередь вам…
Барон ласково спросил:
– Что ж ты молчишь, сволочь? По роже захотел?
Пушкин, дружески приобняв итальянца, решительно увлек его в сторону от почтовой конторы, к липовой аллее, безлюдной и тихой. Все это время он громко тараторил:
– Мне вам столько нужно рассказать, дядюшка Себастьян! Тетя Эванджелина, должен вас обрадовать, наконец-то излечилась от ипохондрии, а наш маленький Шарль…
Бросив быстрый взгляд через плечо, он убедился, что похищение прошло абсолютно незамеченным – у всех, кто находился во дворе, хватало своих забот, одни мысленно были уже в пути, другие с превеликим облегчением разминали ноги после долгого пребывания в почтовой карете, у прислуги были свои дела…
Руджиери дернулся, тщетно пытаясь вырваться:
– Мой дилижанс сейчас отправляется…
– Я знаю, – сказал Пушкин. – Дилижанс, направляющийся в Тоскану? Ну вот, видите, мы угадали правильно – что вы в конце концов решите искать спасения от жизненных сложностей на родине…
– Как вы меня нашли?
– Мозгами шевелить умеем! – гордо сказал барон.
– Мы двигались, как говорится, от противного, – сказал Пушкин охотно. – Ясно было, что вы постараетесь изменить внешность так, чтобы она являла полную противоположность обычной. Бородач с волосами цвета воронова крыла – значит, высматривать следовало седого старика с бритым подбородком. Прежде вы любили крикливые жилеты и одежду ярких, светлых тонов – следовательно, нарядитесь в темное. И так далее… Каюсь, мы несколько раз ошибались… но терпение оказалось вознаграждено. Ваш дилижанс уйдет без вас.
– Шутки кончились, – сказал барон воинственно, оттесняя пленника за толстое дерево, где их никто не мог увидеть со двора и с проезжей дороги. – Проколю, как собаку, без всяких колебаний…
– Граф Тарловски убит, – сказал Пушкин. – Так что не советую особенно полагаться на наше милосердие…
– Граф?! Господа, клянусь Пресвятой Девой, я не имею к этому никакого отношения! Я сам от них прячусь четвертый день… Они со мной расправятся без колебаний…
– Вот совпадение, мы тоже, – сказал барон. – Если будешь вилять и снова изображать идиота…
– Шутки кончились, – кивнул Пушкин. – Слишком далеко зашло дело. И выход у вас, любезный, только один – быть предельно откровенным.
– Господа, господа! Мне нужно как можно быстрее покинуть Прагу. Они меня убьют…
– Интересно, за что? – спросил барон. – Уж не за то ли, что ты, проходимец, не смог кого-то убить с помощью чертовых птичек? Которых я порубил в мелкую щепу?