А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.6
Шрифт:
— Понятно, — сказал Андрей. — На вечеринке вы, вероятно, пили?
Саари сокрушенно хлопнул себя ладонями по коленям.
— Нет, господин следователь, — сказал он. — Ни капли. Пить мне нельзя, врачи не рекомендуют.
Андрей сочувственно покивал.
— А вы не помните, случайно, были у этого здания печные трубы?
— Да, конечно, помню. Должен вам сказать, вид этого здания как-то поражает воображение, так что оно и сейчас стоит у меня перед глазами. Там была такая черепичная крыша и три довольно высокие трубы. Из одной, помнится, шел дым, и я подумал еще тогда, как у нас все-таки много еще сохранилось домов с печным отоплением…
Момент
— В ваших показаниях имеют место несообразности. Во первых, как обнаружила экспертиза, вы, находясь на улице Попугаев, никак не могли видеть ни крыши, ни печных труб трехэтажного здания.
У Эйно Саари, завравшегося саксофониста, отвисла челюсть, глаза растерянно забегали.
— Далее. Как установлено следствием, улица Попугаев в ночное время не освещается вообще, и потому совершенно непонятно, каким образом в кромешной ночной темноте, за триста метров до ближайшего фонаря, вы различили такую массу деталей, цвет здания, старинный кирпич, медную ручку на двери, форму окон и, наконец, дым из трубы. Я хотел бы узнать, как вы объясняете эти несообразности.
Некоторое время Эйно Саари беззвучно открывал и закрывал рот. Потом он судорожно глотнул всухую и проговорил:
— Ничего не понимаю… Вы меня совсем растеряли… Мне это просто и в голову не приходило…
Андрей выжидательно молчал.
— Действительно, как я об этом раньше не подумал… Ведь на этой улице Попугаев было совершенно темно! Не то что домов — тротуара под ногами не видно было… И крыша… Я же стоял у самого дома, у крыльца… Но я совершенно отчетливо помню и крышу, и кирпичи, и дым из трубы — такой белесый ночной дымок, как будто освещенный луной…
— Да, странно, — произнес Андрей деревянным голосом.
— И ручка на дверях… Такая медная, отполированная многими прикосновениями… этакое хитрое сплетение цветов, листиков… Я бы мог ее сейчас нарисовать, если бы умел рисовать… И в то же время темнота была абсолютная — я лица Эллы не различал, только по голосу чувствовал, что она улыбается, когда…
В расширенных глазах Эйно Саари появилась какая-то новая мысль. Он прижал руку к груди.
— Господин следователь! — сказал он отчаянным голосом. — У меня в голове сейчас сумятица, но я отчетливо понимаю, что свидетельствую против себя, навожу вас на подозрения. Но я — человек честный, родители мои были честнейшие, глубоко религиозные люди… Все, что я вам сейчас говорю, есть полная и чистейшая правда! Все именно так и было. Просто раньше мне это не приходило в голову. Была кромешная тьма, я стоял у самого дома, и в то же время я помню каждый кирпичик, а черепичную крышу вижу так, будто она вот тут, рядом со мной… и три трубы… И дымок.
— Гм… — сказал Андрей и постучал пальцами по столу. — А, может быть, вы не сами все это видели? Может быть, кто-нибудь вам об этом рассказывал?… До случая с госпожой Стремберг вам приходилось слышать о Красном Здании?
Глаза Эйно Саари вновь смятенно забегали.
— Н-н-н… не припоминаю… — проговорил он. — Потом — да. Уже когда Элла пропала, когда я ходил в полицию… когда был уже объявлен розыск… потом было много разговоров. Не до этого… Господин следователь! — сказал он торжественно. — Я не могу поклясться, что я ничего не слышал о Красном Здании раньше, до исчезновения Эллы, но я могу поклясться, что ничего не помню
Андрей взял ручку и принялся писать протокол. Одновременно он говорил, нарочито монотонным, казенным голосом, который по идее должен был навеять на подследственного суконную тоску и ощущение неизбежного рока, движимого безупречной машиной правосудия.
— Вы сами должны понимать, господин Саари, что следствие не может удовлетвориться вашими показаниями. Элла Стремберг исчезла бесследно, и последний человек, который ее видел, вы, господин Саари. Красное Здание, которое вы здесь так подробно описали, на улице Попугаев не существует. Описание Красного Здания, которое вы даете, неправдоподобно, ибо противоречит элементарным физическим законам. Наконец, как известно следствию, Элла Стремберг жила в совершенно другом районе, далеко от улицы Попугаев. Это, само по себе, конечно, не есть улика против вас, но вызывает дополнительные подозрения. Я вынужден задержать вас впредь до выяснения ряда обстоятельств… Прошу прочесть и подписать протокол.
Эйно Саари, не говоря ни слова, приблизился к столу и, не читая, поставил свою подпись на каждом листке протокола. Карандаш дрожал у него в пальцах, узкий подбородок отвис и тоже трясся. Потом он, шаркая ногами, вернулся к табурету, сел обессиленно и, стиснув руки, сказал:
— Хочу еще раз подчеркнуть, господин следователь, что давая показания… — голос у него сорвался, он снова глотнул. — Давая показания, я сознавал, что поступаю себе во вред. Я мог бы что-нибудь выдумать, наврать… Я мог бы вообще не участвовать в розыске — никто ведь не знал, что я ушел провожать Эллу…
— Это ваше заявление, — сказал Андрей равнодушным голосом, — уже фактически содержится в протоколе. Если вы не виновны, вам ничего не грозит. Сейчас вас препроводят в камеру предварительного заключения. Вот вам бумага и карандаш. Вы можете оказать помощь следствию, да и себе самому, если самым подробным образом напишете, кто, когда и при каких обстоятельствах говорил с вами о Красном Здании. Безразлично — до исчезновения Эллы Стремберг или после. Самым подробным образом: кто — имя, адрес; когда — точная дата, время суток; при каких обстоятельствах — где, по какому поводу, с какой целью, в каком тоне. Вы меня поняли?
Эйно Саари кивнул и беззвучно сказал «да». Андрей, пристально глядя ему в глаза, продолжал:
— Я уверен, что все подробности о Красном Здании вы узнали где-то на стороне. Сами вы его, может быть, даже и не видели. И я настоятельно рекомендую вам вспомнить: кто снабдил вас этими подробностями — кто, когда, при каких обстоятельствах. И с какой целью.
Он звонком вызвал дежурного, и саксофониста увели. Андрей потер руки, наколол протокол и подшил его в дело, спросил горячего чая и вызвал следующего свидетеля. Он был доволен собой. Все-таки воображение и знание элементарной геометрии — полезные вещи. Завравшийся Эйно Саари был ущучен по всем правилам науки.
Следующий свидетель, вернее, свидетельница, Матильда Гусакова (62 лет, вязание на дому, вдова) представляла собой, по крайней мере по идее, гораздо более простой случай. Это была могучая старуха с маленькой, сплошь седой головкой, румяными щечками и хитрыми глазами. Она нисколько не выглядела заспанной или испуганной, а наоборот, кажется, была очень довольна приключением. В прокуратуру она явилась со своей корзинкой, мотками разноцветной шерсти, набором спиц, а в кабинете немедленно взгромоздилась на табурет, надела очки и заработала спицами.