А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.9
Шрифт:
– Здравствуйте!
– ясным голоском (как учили) провозгласил малоразмерный джентльмен, а родитель его издал что-то вроде "рад видеть...", но тут же прерван был свирепо-величественным жестом, как бы выметающим его из поля зрения, а я уже был тут как тут - подхватил под элегантный локоток, нежно, но с твердостью направил в кресло, усадил, сделал глазами "тихо! помалкивайте, please!" и бесшумно проскользнул на свое место, так что джентльменистый малец остался посреди кабинета один. Ему сразу же сделалось страшно и неудобно, даже вихор на темечке встопорщился, он завел за спину крепко сжатые кулачки и совсем не по-джентльменски почесал их один о другой. Сэнсей осторожно уселся и сделал
– Как вас зовут, молодой человек?
– Алик.
– Оч-хор, Алик. Замечательно. Подходите, садитесь. Кресло мягкое, удобное... Вот так, превосходно, устраивайтесь, как вам удобнее. Меня зовут Стэн Аркадьевич. Можно по-американски - просто Стэн. Сейчас мы будем с вами играть в одну полезную игру. Я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать. Понятно?
– А зачем?
– Алик, вопросы задаю только я. А вы только отвечаете. Отвечаете все, что вам захочется, но - обязательно. Договорились?
– А если непонятно?
– Алик, вопросы задаю только я. Больше никто. Отвечать можно все, что захочется - понятно вам или непонятно, это совершенно несущественно. Главное, чтобы на каждый мой вопрос получился бы ваш ответ. Начнем?
– Да.
Сеанс начался. Сэнсей откинулся на спинку кресла и спросил (небрежно, без всякого нажима):
– Где храбрец?
– Его будут в печку сажать, - немедленно откликнулся Алик и радостно заулыбался, ужасно довольный, что у него так быстро и ловко получилось. Я давно уже привык к странным вопросам. И к странным ответам я привык тоже, но это, видимо, был случай, неожиданный даже для сэнсея. Он молчал, разглядывая радостного Алика со странным выражением: то ли ему сделалось вдруг интересно, то ли он вообще был ошеломлен.
– А где трус?
– спросил он наконец с недоверием в голосе.
– Побег всех закладывать!
Сэнсей помолчал и осведомился вкрадчиво:
– Джека Лондона почитываем?
– А кто это?
Но сэнсей не стал задерживаться на Джеке Лондоне (рассказ "Зуб кашалота" в переводе Клягиной-Кондратьевой).
– Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
– спросил он требовательно.
– Рыцарь.
– Какой рыцарь?
– Железный. Блескучий. С копьем.
– А как он скачет?
– Во всю ивановскую!
– радостно выпалил находчивый юный джентльмен.
Я слушал их вполуха, а сам смотрел на элегантного родителя и только диву давался поразительному его равнодушию к происходящему. Поначалу он, надо сказать, заинтересовался: глазки заблестели, сел он пряменько и, полуоткрыв змеиный рот, с любопытством переводил взор свой с сэнсея на мальчишку и обратно, явно пытаясь понять, что происходит, - обычная реакция свежего человека на наши экзерсисы. Но потом, довольно скоро, отчаялся что-либо понять, поскучнел, потускнел, откинулся в креслах и принялся задумчиво играть со своей зловещей указкой, - ловко, виртуозно, неуловимо для глаза то отправляя ее в небытие, то снова возвращая из ниоткуда, словно это у него была волшебная палочка. Странный, однако, родитель. Хотя видывали мы и не таких, конечно.
– ...Что сделала эта кошка?
– Она съела тигра.
– А что сказала кошка?
– Я победила тигра! Я съела тигра!
– Откуда взялся тигр?
– Он там был. Светлогорящий.
– Тигр, о тигр светлогорящий в глубине полночной чащи? Этот?
– Нет. А тот, который любит все.
– Не тигр, а Тигра?
– Да! Я победила Тигру! Я съела Тигру!..
Сэнсей уже вязал - щелкал спицами, высоко поднимал руки, продергивая нити, но глядел он только на мальчишку и не видел он сейчас никого и ничего, кроме мальчишки. И не слышал. И не замечал. Можно было бы, например, уронить на пол компьютер или запустить на полную мощь "Полет валькирий", или, скажем, подраться с родителем - сэнсей ничего бы этого не заметил, только голос повысил бы да задрал бы до потолка свои голые брови.
Вообще-то я все понимаю: вопросы - это серьезно. В конце концов, с вопросов начинается все-все-все в этой жизни. Например, вся наука. Это любой дурак знает. Даже последний дурак знает, что правильно поставленный вопрос содержит в себе половину ответа... Не будем спорить о цифрах, половину - вряд ли и далеко не всегда, но заметную долю, да, несомненно, содержит. Однако сэнсей-то не ставит ПРАВИЛЬНЫХ вопросов! Правильно поставленные вопросы его совершенно не интересуют. Было время, когда я часами сидел, уставясь в стену, и перебирая в памяти какой-нибудь сеанс, мучительно пытаясь уловить стратегию, или хотя бы тактику, или хотя бы мимолетный смысл в этой череде вполне бессвязных фраз с вопросительной интонацией. И не находил ничего.
– ...У папы черные глаза, у мамы черные глаза, а у сына - серые. Верите, что такое может быть?
– Верю.
(Они уже играли в "веришь-не веришь".)
– А что у папы серые глаза, у мамы серые глаза, а у сына черные, верите?
– Не-а. Не верю.
– Правильно не верите. А что кузнечик слышит ногами, верите?
– Верю.
– А что есть такие утверждения, что их нельзя ни доказать, ни опровергнуть, - верите?
– Верю!
– Умница. А пример привести можете?
– Могу. "Бог создал все". Ничего не докажешь.
– Хм... А что Бог существует, верите?
– Верю.
А я вот - нет... A propos: я СОВЕРШЕННО не помню тех вопросов, которые задавал он мне двадцать лет назад, когда мама привела меня к нему на тестирование. У меня абсолютная память (бывает абсолютный слух, а у меня абсолютная память). Я помню все. Помню, что сеансов было четыре. Помню, как была одета мама во время каждого из этих сеансов, и тогдашний коричневый шлафрок сэнсея (с пятном от мороженого на левом обшлаге) тоже помню прекрасно. Даты помню, и соответствующие дни недели помню, и погоду помню температуру воздуха, атмосферное давление, скорость ветра... А вот вопросов не помню. И совершенно не помню своих ответов.
...Может быть, он ищет гёделевские вопросы (приходит мне иногда в голову) - те самые вопросы, на которые нельзя ответить ни "да", ни "нет", не погрешивши при этом против истины? Сомнительно. Но если даже он их и в самом деле ищет, то - зачем?.. Он постоянно жалуется, что ему не хватает вопросов. Но некоторых вопросов он не задает никогда. Например, великий вопрос любой современности: "Почему - я?". Вопрос-вопль. Вся наша Ойкумена стоит на нем, как Петербург на болотах... Довольно трудно, правда, представить себе контекст, в который встраивается этот вопрос. Но какое ему дело до контекста?.. "...мы переходим сейчас в новую фазу культуры, в которой ответом на вопросы будут не утверждающие высказывания, а новые, более глубоко сформулированные вопросы". Это написал В. В. Налимов в своем философском трактате "Канатоходец". Не знаю, не знаю. Почему-то все современные философы оставляют у меня впечатление безответственных говорунов. Никакой солидности. Никакой, понимаете ли, обстоятельности. И даже спецтерминология (испытанное оружие классиков) им не помогает - только возрастает протестное ощущение, что тебя, кроме всего прочего, еще и дурят. Что-то кашпировское вдруг обнаруживается в серьезном тексте, что-то чумаковское...