Абандон. Брошенный город
Шрифт:
– Есть желающие отведать столетнего бурбона? – Все повернулись к Скотту, стоявшему за барной стойкой красного дерева с пыльной бутылкой в руке.
Желающих не нашлось, и все возвратились в вестибюль.
– Вот как мы поступим, – сказал Лоренс. – Второй этаж я ни разу не осматривал, поэтому мы сейчас поднимемся по лестнице. Строго по одному. Ступать осторожно, полегче, не топать.
Он сам первым положил руку на шаткие перила. Первые четыре шага дались Кендалу без проблем, но каждая последующая ступенька скрипела сильнее предыдущей. Последние
– Кто следующий? – оглянулся он на своих спутников.
Следующей была Джун, за ней Эммет. Эбигейл выбрала тот же, что и он, маршрут – ровно посередине лестницы.
– У тебя отлично получается! – крикнула миссис Тозер, когда пятая ступенька громко скрипнула под ногой журналистки. Три другие были еще хуже: каждая опасно прогибалась под ней. Пульс у девушки участился, легким недоставало воздуха, паника нарастала… Последние ступеньки она прошла быстрее, чем следовало бы. В самом конце Лоренс и Эммет протянули руки и втащили ее наверх.
– Страшновато! – призналась Эбигейл.
Стоя рядом с отцом, она наблюдала за тем, как поднимается их проводник Скотт. Он демонстрировал прямо-таки образец выдержки и уверенности, как и подобает человеку, привычному к опасным ситуациям. Сохранив спокойствие даже на самых скрипучих ступеньках, он почти достиг верха, и Фостер уже видела, что он усмехается.
Сойер подмигнул ей, поставил ногу на последнюю ступеньку…
Тут раздался сухой треск, и он исчез.
Лестница обрушилась с громким хрустом, в облаке пыли, под крики зрителей. Откашлявшись, Эбигейл направила свет фонарика вниз, со страхом ожидая увидеть распростертого среди обломков Скотта.
Крик, показавшийся ей в первую секунду криком боли, обернулся смехом, а в следующий момент она увидела вцепившиеся в край пола пальцы и поняла, что Сойер висит над рухнувшей лестницей, и его ноги болтаются в семи футах над обломками.
– Он здесь! – крикнула девушка. – Помогите ему подняться!
Лоренс и Эммет опустились на колени и подхватили проводника под мышки.
– Может, мне лучше прыгнуть? – спросил Скотт. – Здесь невысоко.
– Не самая хорошая идея, – возразила Эбигейл. – Там, внизу, прямо под тобой, доски с гвоздями.
– Я его не удержу, – предупредил ее Кендал. – Пальцы соскальзывают! Бери его под руку!
Совместными усилиями, хрипя и чертыхаясь, они потащили Скотта вверх. Их старания не прошли даром, и вскоре проводник перевалился через край пола, а троица спасателей, не удержав равновесия, рухнула рядом с ним.
– Как вы там? – крикнул снизу Джеррод. – Все целы?
– Да, все отлично, – отозвался Сойер. – Подходи ближе. У меня в рюкзаке веревка, и мы втащим тебя сюда.
– Я, пожалуй, подожду вас здесь.
Лоренс помог Джун и Эбигейл подняться, и группа двинулась по коридору второго этажа, не забывая проверять прочность пола. Наконец профессор остановился перед закрытой дверью с потемневшей табличкой с цифрой «6», висящей перевернутой на ржавом гвозде.
Глава 14
Один за другим все пятеро вошли в комнату, и полосы света разбежались по сторонам. Ободранные и свисающие со стен бумажные обои напоминали скрутившуюся кору осин. Мебель, не считая сломанных столбиков кровати и перевернутого письменного стола, сохранилась относительно неплохо. Вода разрушила потолок и южную стену и полностью или частично уничтожила холсты в лежащих на полу рамах.
На дверной раме Эбигейл обнаружила и переписала надпись, сделанную второпях небрежным почерком: «Здесь творится что-то ужасное».
– Милая, ты ощущаешь эту тяжесть? – спросил Эммет свою жену.
– Да. Здесь намного холоднее, – отозвалась та. – Комната буквально проседает.
– А почему некоторые места паранормально горячие? – шепотом спросила Эбигейл.
– Обычно так бывает из-за сильных, не находящих выхода эмоций, – объяснил Тозер.
Обходя комнату, Джун подошла к огромному платяному шкафу и потянула на себя его дверцу. Внутри висели нижние юбки и вечерние платья, настолько изъеденные временем, что они наверняка бы рассыпались в пыль при малейшем дуновении ветра.
На комоде в углу, возле кровати, обнаружилась целая коллекция фарфоровых фигурок. Интересно, подумала Эбигейл, как им удалось остаться нетронутыми столько лет? Рядом с фигурками, лицевой стороной вниз, лежала пустая рамочка.
– А ты что-нибудь здесь чувствуешь? – шепотом спросил, подойдя к ней сзади, Лоренс.
– Чувствую, что все это полная чушь, – ответила журналистка.
Они повернулись и увидели, как Джун подходит к эркерному окну, в котором, на удивление, недоставало только одной стеклянной панели. В нише притаился развалившийся диван.
– Она часто сидела здесь, – тихо, ни к кому не обращаясь, пробормотала миссис Тозер, – смотрела в окно, на мир без нее. – Внезапно она сползла по стене на пол, опустила голову на колени, а потом поднялась и приняла позу ребенка.
– Господи… – прошептала Эбигейл.
Эммет подошел к ним с Лоренсом.
– Вы действительно ничего не знаете об этой комнате? О ее истории? Ничего-ничего? – начал он расспрашивать профессора. – Помочь могла бы даже мельчайшая деталь.
Кендал покачал головой.
– Извините, но… Я много знаю об Абандоне, но есть и белые пятна.
– Почему бы вам двоим не пройти дальше и не выключить фонари? Я собираюсь здесь поснимать, – попросил их Тозер.
Они выключили фонари, и комната погрузилась в темноту. Эммет сделался неслышной тенью – только половицы поскрипывали у него под ногами – и тишину нарушали лишь щелчки камеры да глубокое, ритмичное дыхание Джун, неподвижно стоявшей на коленях у эркерного окна. Глаза Эбигейл только начали привыкать к темноте, когда фотограф закончил съемку.