Абандон
Шрифт:
У меня было по-другому. Да что там – у всех наших по-другому. Мы застреваем во времени; наверное, можно это так назвать.
Хотя история у каждого своя.
У кого-то случаются настоящие трагедии, после которых сложно найти опору в жизни, сложно себя мотивировать. Заброшки помогают. Лечат. Дают новый взгляд на всё.
Кто-то просто себя не находит в жизни и в какой-то момент понимает, что обречен на тихое прозябание, нелюбимую работу, пресные отношения, пивко по вечерам и всё более тупые сериалы или игры.
Не важно, как
Я думал, у меня всё хорошо в жизни. Да, случился момент непонимания с родителями. Отец отчего-то прочил мне военную карьеру. Сам он – врач, очень хороший. Хирург-кардиолог, с мировым именем. Не понимаю, отчего ему так хотелось, чтобы сын специалиста, спасающего жизни, вдруг приобрёл профессию, чтобы их отнимать? Для восстановления вселенского равновесия? Это ирония, если что.
Мы говорили об этом. Я приводил свои аргументы – он свои. Как-то так получалось, что его аргументы были сильнее. Мол, у меня все задатки, из меня получится хороший командир, физические данные позволяют, да и волевые тоже.
После побега из кадетки я не хотел жить дома. Вечерами слонялся без дела. Пару раз попадал в компании, опасно близкие к нехорошим. Но меня не затянуло – не интересно было. Не захватывало.
Зато я полюбил лазить один там, где людей поменьше. На кладбищах. Потом просёк тему заброшек. Зарегился в коммунах, читал отчёты народа. Потихоньку сам начал выкладывать.
Появился круг общения. Сначала чисто виртуальный, я по-прежнему предпочитал одиночные вылазки. Потом начали пересекаться в городе – ну, там, находки заценить. Впечатлениями обменяться.
Потом начались групповые вылазки. Ездили на аэродром под Питером и на корабельное кладбище в Нижегородской области.
Компания мне не понравилась. Слишком много разговоров, слишком много пива и лишнего шума. Даже если в компании есть понимающие люди, обязательно найдётся кто-то, кто начнёт орать, дурачиться, просить его сфоткать… в общем, всячески разрушать атмосферу.
Потом снова одиночные вылазки. И тогда я начал что-то чувствовать.
Почему-то в одном месте цеха воздух был необычно холодным. А под разрушенным куполом старой церкви вдруг становилось как-то по-особенному хорошо – но только в определённой точке.
Эти едва уловимые ощущения меня заинтересовали. Я начал пытаться их систематизировать.
К тому времени я уже поступил в Бауманку, на факультет фундаментальных наук. Прошёл по бюджету, но, если честно, не надеялся, что вытяну. Скорее, надеялся отчислиться и спокойно уйти в свободное плавание, обозначив предел своих возможностей.
Но математика мне неожиданно зашла. Было в математическом моделировании что-то от одиночества заброшек, то же ощущение возможности чуда.
К тому же моя нелюбовь, нелюдимость и необщительность для «фундуков» – так называли студентов нашего факультета – были нормой. И мне это нравилось.
Собирая материал по необычным свойствам заброшек, я даже хотел диплом писать по пространственному моделированию термодинамических систем. Но передумал. Точнее, меня заставили передумать.
В нашей среде есть несколько уровней посвящения. И в обычных условиях будущие наводчики и медведи проходят их последовательно, раз за разом проявляя свои способности и приобретая первоначальные навыки под чутким и негласным руководством кураторов.
Я должен был догадаться с самого начала, что группы любителей заброшек существуют не просто так. Если внимательно приглядеться, в них можно было уловить систему. Специально созданный фильтр, чтобы выявлять реальные таланты.
Я успешно прошёл второй уровень и в течение пары лет должен был постепенно для себя открывать наш мир, как это делают все обычные наводчики.
Но тут случилось Сабурово. И мне пришлось узнать сразу всё.
В том, что произошло, конечно, виновата Соня. Хотя её сложно судить за это – ведь, в конце концов, всё обернулось к лучшему.
Да, мы могли погибнуть, но не погибли же. Благодаря вмешательству куратора.
Кстати, забавный факт: у нас не принято использовать такие попсовые слова, как «сталкер», «лут», «хабар» и прочее. Это не просто дурной тон, это призыв к неудаче.
Про Сабурово. Как-то, гуляя по оврагам Коломенского, я заподозрил по косвенным признакам близкую гравитационную аномалию. И через неделю пришёл с портативным гравиметром, который стащил с кафедры прикладной физики. Ну то есть не стащил, конечно, просто одолжил на время.
Это оказалась не просто аномалия. То, что намерял прибор, не вписывалось ни в какие модели геологического строения Московского региона. И центр аномалии находился чуть дальше парка, на берегу реки, за заводом «Полиметалл».
Удивительно, но в то время я не знал, насколько опасна эта территория. Да и какой нормальный человек мог представить, что прямо в центре города находится настоящая радиоактивная свалка, фонящая местами похуже Чернобыля?..
В общем, гравитометр у меня был. А вот дозиметра – увы, взять не догадался.
Следуя к эпицентру аномалии, я был так поглощён показаниями, что не замечал ничего вокруг. Даже девчонка, висящая на дереве, на приличной высоте, уцепившись за ветку руками и ногами, не привлекла моего внимания.
А потом ветка треснула. Я рефлекторно отпрыгнул – как раз в ту точку, куда упала девчонка.
Это было достаточно больно; я чудом не свернул шею, не вывихнул руки и не переломал позвоночник.
Мы покатились вниз по склону. Каким-то чудом я додумался прижать её к себе и сгруппироваться, наверное, только поэтому обошлось без серьёзных травм.
Не знаю, сколько бы продолжалось это наше кувыркание. Может, и до самого берега. Но на пути нам попалась яма, едва прикрытия гнилыми досками. Треск – вопль – пыль – и вот мы на дне, заваленном прелыми листьями.