Абифасдон и Азриэлла. Дилогия
Шрифт:
— Я могу войти? — неизменно переспросил я.
— Да, разумеется. — Дверь гостеприимно распахнулась. — Если, конечно, даёте слово и обещание ничего не говорить о деньгах. О, я ведь всё равно ничего в этом не смыслю. Какие гастроли, какая публика, какая заграница? Я ничего, абсолютно ничего в этом не понимаю. Моя душа отдана лишь музыке и поэзии. Даже больше музыке — её немногословие чарует, как чарует один звук, несравнимый с тысячей слов… Я слишком много болтаю? Вы должны извинить меня. Это дань легкомысленной юности, которая никак не хочет уходить…
Я
Моложавая хозяйка в длинном полураспахнутом халате царственным жестом указала мне на низенький пуфик и опустилась в кресло, держа спину прямой, как корабельная мачта. Её глаза были подёрнуты дымкой вселенской печали.
— Я могла бы предложить вам чай или кофе, но, право же, сегодня у меня так болит голова, что даже думать больно…
— Возможно, мне лучше уйти? — вежливо уточнил я.
— Ах, ну что вы, будет очень неудобно заставлять вас снова и снова подниматься сюда, таская эти ужасные приглашения, бумаги, договора. К тому же я жутко занята — творчество отнимает столько сил, кто бы знал… кто хотя бы понимал меня… — Она уронила лицо в ладони и, посидев так пару минут напоказ, подняла на меня измученные глаза. Я вопросительно выгнул бровь… — Прошу, простите мне мою слабость, вы ведь пришли по делу. Сейчас, ещё секунду, я попытаюсь забыть об этой вечной боли в предсердье. Да. Всё… Что и где я должна подписать?
— Вот здесь. — Я протянул ей бланк и авторучку.
— Но это же… Это не контракт!
— Честно говоря, нет. Это подтверждение, что Мамыкина Зинаида Павловна, творческий псевдоним Кассандра Фарр, шесть лет назад подписала типовой договор с нашей конторой, обязуясь передать нам свою бессмертную душу в обмен на славу и успех у элитарно-возвышенной публики. Срок истёк. Все пункты договора нашей стороной были безукоризненно выполнены. Подпишите счёт к оплате.
— Чушь! — Она небрежно оттолкнула мою руку. — Ничего я не буду подписывать!
— Что ж, это и не обязательно. — Я зевнул и с хрустом поднялся, привычно обретая свой демонический облик.
Певица взвизгнула, мигом взлетев с ногами на спинку кресла и вытаращившись как перепуганная кошка. Её крашеные волосы встали дыбом и, кажется, даже заискрились…
— Пойдёшь добровольно, цыпочка, или тебя притащить смятую как тряпку? — прорычал я, пуская дым из ноздрей.
Зинаида-Кассандра вперила в меня неожиданно заблестевший взор и шёпотом попросила:
— Ещё…
— Что ещё, смертная?!
— Говорите так со мной…
— Как? — недопонял я.
— Вот так… брутально, грубо, жёстко… — На ярких губах хозяйки мелькнула неуверенная улыбка, а в голосе прорезались нотки страсти. — Со мной ещё никто не… не позволял себе такого. Вся эта элита, все эти мужчины, эти мальчишки и старики, интеллигентные и инфантильные… Они видели во мне лишь певицу!
— А кого бы ты хотела, кошка озабоченная? — рыкнул я, нехотя принимая человеческий образ. — Что было прописано в договоре, то тебе и дали. Претензии не принимаются. И нечего на меня так смотреть, шалава…
— О да! Да-а! Назови меня так ещё! — Грешница бросилась мне на грудь со всем пылом давно неудовлетворённой женщины, одновременно пытаясь выпрыгнуть из своего длиннополого халата. Её руки без разрешения полезли ко мне в штаны.
От неожиданности я не удержал равновесия, рухнув вместе с пуфиком, а она, прижав меня коленом к ковру, продолжала срывать с себя детали одежды…
— Бери меня, терзай, мучай, заставь рычать меня от сладчайшей боли! Будь со мной жестоким животным, ненасытным маньяком, грубым насильником, пьяным быдлом, развратным скотом! Я твоя шлюха, мразь, тварь, кто угодно… О, будь со мной грязен! Я всё, всё, всё тебе подпишу!
— Ну… если так, то…
Договорить мне всё равно не дали, дамочка слишком изголодалась. Я едва успел сделать на сотовый несколько определённо откровенных фото для Азриэллы. Такие вещи её радуют, у нас, демонов, супружеская измена почти как подарок на день рождения… Две измены. Нет, три. Ого, а дама настроена продолжать…
В общем, я забрал популярную певицу примерно через час, мокрую и счастливую, она была полна готовности продолжать ещё хоть весь день, но у меня есть своя работа и семейные обязанности. Пришлось пообещать, что в Пекле ею займутся десятки демонов-мачо, ещё более массивных и горячих, чем я. Женщина даже не стала одеваться — и правильно, зачем?
А в результате попыталась полезть на моего шефа прямо в конторе, эту психическую пришлось связать, прежде чем класть на сковородку…
P.S.
— Ну чего ты плачешь? Что я не так сделал?! Тебе же всегда нравились такие фото, у нас их целый альбом, не считая картин и наскальных рисунков эпохи палеолита… — виновато оправдывался я, гладя по голове ревущую жену.
— Не знаю-ю… Мне плохо-о… убери её, вычисти эту гадость из своего телефона-а…
— Пожалуйста, вот, уже убрал, всё, ничего нет, только не плачь!
— Не могу-у… мне… мне, как женщине, знаешь как обидно?!
— Но ты не женщина, ты демонесса! — В отчаянии я уже сам чуть не плакал. — У нас любой секс с человеком это вообще ничто! Фикция! Пустышка! С равным успехом ты могла бы приревновать меня к магазину женского белья!
— Не делай так больше…
— Не буду.
— Я люблю тебя. — Она положила мою когтистую руку на своё чешуйчатое пузо. — Чувствуешь, малыш тоже недоволен.
— Толкается… — улыбнулся я, обнимая супругу. Азриэлла медленно успокаивалась.