Абьюз
Шрифт:
– Если я скажу тебе правду, ты не поверишь мне.
– А ты попробуй.
– Чем больше живу на свете, тем больше убеждаюсь, что мир безумен. Наш отец не считается ни с кем, и мне казалось загадкой, отчего он делает исключения для местной леди…
– Сандра, – досадливо поморщился Энджел. – Да какая тут, к чёрту, загадка? Ты сюда случаем романтическую линию не приплела? О! Она была прекрасна и умна настолько, что даже бессердечный, циничный Рэй Кинг снимал перед нею шляпу и носил в зубах тапочки? Это было бы слишком для тебя по-женски! – тряхнул брат головой. –В плохом смысле этого слова. У всей этой загадки на доллар отгадки: деньги, сестрёнка! Как всегда, всё решают деньги. Эта самовлюблённая курица нужна отцу потому, что через её счета он отмывает полученные от торговли героином и контрабандным оружием, доллары. И пока с Синтией Элленджайт ему проще ладить, чем враждовать – отец будет с нею ладить. Он позволит ей думать о себе всё, что ей нравится о себе думать – что она умнее, быстрее, сильнее, хитрее. Блин, да женщины просты, Сандра! Там, где дело касается чувств, провести вас совсем нетрудно. Даже напрягаться не стоит – вы же сами всё придумаете и сами во всё поверите, нужно лишь постоять рядом и состряпать приличествующую случаю физиономию. Отец считается не с Синтией. Он ценит лишь собственный шкурный интерес.
– Как всегда, собственно.
– Как всегда, – смеясь, подтвердил брат.
Он невероятно бесил меня в этот момент.
– Скучно, правда? Никаких загадок, никакой волшебной борьбы характеров. Просто как в таблице умножения – только числа подставляй. Синтия Элленджайт просто ещё одна палочка в ряду использованных отцом дам. Использованных и выброшенных. Вы оба отвратительны!
– Это что? Природная женская солидарность?
– А тебя так и распирает от природной мужской павлиньей самонадеянности!
Энджел накрыл ладонью мою руку, перестав смеяться:
– Единственная женщина, которая для нас с отцом значит что-то всерьёз – это ты.
– Ну конечно! Это такая же святая правда, как то, что по-настоящему светит луна, а солнце – это так, лунное отражение.
– Неужели ты настолько глупа, что сама не понимаешь этого?
– Что сказать? При всех его недостатках, у Рэя нельзя отнять трёх вещей: ума, лисьей хитрости и прямо-таки дьявольской прозорливости. Мне нравится здесь, Энжи. И я не хочу возвращаться в катакомбы, к вечно пьяной матери, садюге-папаше и брату, трахающему без разбора всё, движется. И что не движется – к слову, тоже.
– Почему, в то время как я изо всех сил пытаюсь избежать ссоры, ты всё время на неё нарываешься?! – зарычал Эндж. – Чего ты добиваешься? Чего от меня хочешь?
– От тебя? Ничего. Я хочу для тебя. Хочу, чтобы ты был счастлив. Но быть счастливым, живя так, как живёшь ты, невозможно.
– Солнышко, прости, но… многое ли ты знаешь о счастье?
– Немного, но всё же достаточно, чтобы различать его с удовольствием. Мне кажется, это разные категории.
Между бровей Энджела залегла глубокая морщинка:
– Даже для тебя, сестрёнка, я не смогу переделать себя полностью.
– Так много не требуется, братец. Всего-то и надо попытаться чуть-чуть измениться. И не для меня – для себя самого.
– Кто бы только знал, какой ужасающей занудой ты бываешь, дорогая моя сестрица? – улыбнулся он.
– И кого, кроме меня, это касается? – улыбнулась я ответ.
Я изо всех сил старалась принимать действительность такой, какая она есть. Во всём этом есть ведь и положительная динамика? Энджел, по-крайней мере, сейчас трезв, как стекло, не под кайфом. И Артура отец угнал куда подальше. Так насладимся относительным спокойным затишьем, покуда можно.
– Тебе не интересно узнать, какова знаменитая госпожа Элленджайт при близком общении? – поинтересовалась я у брата, решив сменить тему разговора.
– Было бы интересно, давно узнал бы. Но если тебе не терпится рассказать, я охотно послушаю.
– Она, кажется, не в себе.
– И что навело тебя на эту глубокую мысль?
– Она хочет сделать меня ведьмой.
Я редко видела удивление на лице Энджела. И правда, чему нас, выросшим подле Рэя Кинга, можно удивить?
Но на этот раз его проняло!
– Я всё правильно расслышал? У вас намечается Ковен? Или, того хуже – шабаш?
Его взгляд метнулся от меня к дому, обежав его многочисленные углы, башенки, купола и окна.
– Тебя хотят принести в жертву, заставив убираться?
– Я говорю серьёзно.
– Про то, что станешь ведьмой? Куда серьёзней! Если ты, конечно, у нашей мамаши наркотой не затарилась?
– Я же не говорю, что верю во весь этот бред. Но моя гостеприимная хозяйка, похоже, вполне. Она на полном серьёзе говорит о воскрешении мертвых.
– Ты меня разыгрываешь?
– Да нет, Энджел! Выключай своего внутреннего барана и просто послушай…
Я сама не знала, зачем мы об этом говорим. Правда – не знала. Просто так получилос.
– Я говорю, Эндж, она не в себе. Наверное, всё дело в доме. Он, несмотря на весь наведённый внешний лоск, очень старый. Ночами, когда уходят слуги, тут словно ходят призраки и тогда… можешь смеяться, если хочешь, но я готова поверить во всё, что угодно. И что на портрете, датированным почти двести лет назад, изображены Синтия и Альберт, и что мы скоро будем воскрешать третьего… каждый раз забываю его имя.
Энджел насмешливо сощурился.
– Что? – фыркнула я раздраженно.
– Забывать имена – это, похоже, у нас наследственное. Но яикогда не видел тебя испуганной.
– Я не испуганна. Я озабочена и сбита с толку.
– Нет. Тебя реально пугает этот шикарный дом? И его заносчивая, самовлюбленная, недалёкая хозяйка? Хм-м! Может, мне тоже остаться тут с ночёвкой? Всё это чертовски интригует. А если станет совсем страшно, может, позвоним Альберту? Ты не обидишься, если я буду жадиной и не поделюсь с тобой его драгоценным обществом?
– Боюсь, Альберт не явится тебя развлекать. Он готовится к свадьбе.
– Да. У него ответственейшее мероприятие! А ведь скоро весна? Даже не знаю, что хуже – умереть весной или жениться?
Засмеявшись, я пихнула его локтем под рёбра, заставив болезненно сморщиться. Надеюсь, притворно?
– Не говори ерунды, – велела я ему. – К тому же, даже если тебе и удастся его вызвать, Синтия вряд ли согласится делить с тобой его внимание.
– Отец же говорил, что они брат и сестра.